Каинова печать
Шрифт:
Он продолжал ласкать ее.
— Если хочется кричать, моя радость, кричи на здоровье. Соседей тут нет.
— Ни за что не попрошу пощады, Уайтхед, — прошептала она. — Долго придется ждать.
И он не стал спешить. Наконец-то Карла узнала, что такое таять, гореть и любить так, словно завтра никогда не наступит.
Дождь продолжал стучать по стенкам укрытия, но Карле было все равно. Каким-то волшебным образом здесь, в лесном убежище, их отношения изменились.
Когда муж наконец задремал, Карла поднялась на локте и стала изучать его черты. Шрам на левой щеке сильно побледнел, но не исчез. И не исчезнет. Да, его внешность изменилась. Лицо стало тоньше и жестче.
Доктор Бартон предупреждал, что Кларк больше никогда не будет выглядеть как прежде. В памяти Карлы отчетливо всплыли слова: «Я не тот человек, с которым ты была помолвлена». А затем она с трепетом вспомнила, как твердо и непреклонно Кдарк сказал: «Я люблю тебя». И как по его щекам текли слезы... Господи, прежний Кларк никогда бы не заплакал, никогда! Впрочем, с чего она взяла, что хорошо его знает?
По просьбе мужа вспоминая эпизоды их знакомства, она только теперь осознала, каким странным было его ухаживание.
Что она знала о нем? О его долгах, пристрастии к игре, Теде Адамсе?
Она рассеянно отвела волосы со лба Кларка, гадая, скоро ли проявится его былая страсть к игре.
Карла почувствовала угрызения совести: новый Кларк затрагивал ее душу гораздо глубже, чем тот, которого она знала до аварии. Как будто она изменила его памяти. Странное чувство...
— Тебя что-то беспокоит... Что случилось?
— Если я скажу, тебе не понравится. Он улыбнулся.
— Ты только скажи, а остальное я сам решу.
— Я думаю... — Как бы выразиться помягче?
— Ну? — поторопил он, запуская пальцы в завитки волос на своей груди.
— Нет, я не могу. Это ужасно неприлично.
— Меня этим не напутаешь.
— Но я хочу пощадить твои чувства.
— Говори немедленно, а то буду пытать! — С этими словами он положил руку на ее грудь и начал нежно ласкать отвердевший сосок. Карла тут же растаяла от наслаждения.
— Господи помилуй! — быстро прошептала она. — Кажется, я становлюсь нимфоманкой...
— Леди, вы еще убедитесь в этом, когда мы снова займемся любовью. — Эти слова сопровождались ленивой чувственной улыбкой. Он медленно привлек женщину к себе и прикоснулся к ее животу вновь восставшим горячим членом.
Немедленно испытав жаркое желание, Карла выгнулась навстречу, но на ее бедра легли сильные руки.
— Говори, женщина...
— Нет!
— Ну хоть скажи, что там неприличного.
Карла замотала головой, и ее волосы рассыпались по его груди. Видя, как потемнели глаза Уайтхеда, она стала играть его сосками так же, как он делал это с ней, а потом начала нежно лизать их.
— Я смогу выдержать дольше, чем ты. — Она слегка укусила его, и Марк задохнулся. И все же Карла стеснялась полностью проявлять свои желания. Об этом говорили ее глаза. Особенно в те моменты, когда она ласкала его, чтобы возбудить.
— Ты правда так думаешь?
— Ага... — О Боже, если он не поторопится, я умру!
Марк позволил ей еще несколько минут демонстрировать выдержку, а потом просунул между ними руку и убедился, что выиграл: Карла исходила влагой. Она нетерпеливо подалась вперед, и он медленно, очень медленно опустился на нее.
— Чего ты хочешь? — Низкий бархатистый голос обволакивал ее, сводил с ума.
— Т-ты... — Карле казалось, что у нее расплавились кости. Она с трудом приподнялась, признавая свое поражение, и прикоснулась к награде, спрятанной между их телами.
Уайтхед заскрипел зубами; он и сам готов был сдаться. Он подтянул Карлу поближе, поймал ртом сосок и вошел в нее, бормоча:
— У тебя потрясающие груди. Вторых таких нет в мире. — Он шептал ей ласковые слова, убыстряя темп, их губы терзали друг друга, голодные, жадные... Они быстро достигли пика и кончили вместе, дрожа и задыхаясь.
— Боюсь, я больше не смогу ходить. — Карла лежала сверху, еле дыша и не в силах пошевелить пальцем.
— Эй, не засыпай! Ты хотела мне что-то сказать.
— Я — нимфоманка...
— Это я знаю. Говори то, чего боялась.
Она вздохнула, уперлась ладонями в его грудь и сморщилась.
— Мое чувство к тебе нынешнему гораздо глубже. Ты кажешься более... — она помедлила, подбирая подходящее слово, — каким-то более... честным.
Марк едва скрыл свою радость. На его лице появилась лишь легкая улыбка.
— Что же здесь страшного?
— Я любила тебя и раньше, но сейчас совсем по-другому, отчего чувствую себя виноватой.
— Как это по-другому?
— Раньше мне приходилось опекать тебя, а теперь ты сам отвечаешь за себя... и за меня тоже.
— Поверь, тебя не нужно опекать. Ты сама за себя отвечаешь.
— Да... — Она на мгновение задумалась. — Но сейчас ты стал глубже. Мне уже не нужно ни за чем следить, когда ты рядом. Ты ко всему относишься спокойно: реву ли я, веду ли себя как ревнивая ведьма или просто бываю сама собой. — Она улыбнулась уголком рта. — Наверное, я плохо объясняю.
— Совсем не плохо. Я тебя понял.
Они задремали, крепко обняв друг друга. Карла уткнулась ему в плечо, впервые со дня свадьбы полностью довольная жизнью...
— Эй, Карла! — Когда Марк разбудил ее, было еще темно.
— Ммм?
— Ты совсем задавила меня.
— Мне холодно. — Карла засмеялась: она действительно замерзла и разлеглась на нем, пытаясь согреться.
— Буря закончилась, милая. Пошли домой. Уровень воды в реке понизился, и камни были
хорошо видны. Путь назад занял гораздо меньше времени. Когда они подошли к трейлеру, в Карле опять зашевелился страх. Эти ужасные слова на дверце шкафа...