Как быть свидетелем
Шрифт:
Чтобы достичь понимания, говорят, вначале по крайней мере надо достичь непонимания. "Вы все время жалуетесь, что не понимаете меня, — сказал на допросе один свидетель. — Интересно, как же вы беретесь расследовать дело, которое связано с теми, кого вы не понимаете?"
В среду в доме моей приятельницы рассказывал о том, "как вести себя на допросе". Хотя я не уверен, что на допросе надо себя как-то специально вести. По-моему, на допросе надо вести себя как везде. Везде надо вести себя обдуманно, т. е. думать над каждым шагом.
Приятельница сообщила, кстати, что ее подруга (машинистка) немножко
Слова обвиняемого я все равно не в силах ни подтвердить, ни
опровергнуть: суда еще не было, а человек уже в тюрьме, его вина —
миф, его право на защиту ничтожно настолько, что мы все вынуждены
снисходительно наблюдать, как он, спасая себя, клевещет на других.
(Мнение свидетеля по конкретному поводу.)
К сожалению, память у К. оказалась "лучше", чем у вас. А что вы думаете? Наверное, если бы К. напрягся и ничего не вспомнил, он, наверное, настолько подорвал бы свое здоровье, что его признали бы психом. Пока чистосердечное признание остается важным источником обвинения, и та, и другая сторона будут охотно идти навстречу друг другу в поисках общего языка и обоюдной выгоды.
Зачем нужна очная ставка? Уж не затем ли, что арестован только К., а вы пока на свободе? Очная ставка производится между двумя лицами, показания которых противоречивы. Они и должны быть противоречивы: один — в тюрьме, другой — на воле. Кто же из них прав? Следователь уже давно знает, "кто прав". Ему хочется только "доказать это получше". Задача непроста и требует тщательной подготовки. В какой-то момент следователь напоминает прокурора, судью или, пожалуй, даже адвоката. Сейчас он будет давить на психику "бестолкового свидетеля", чтобы сделать его еще более бестолковым.
Вот следователь задает свой вопрос, недовольный и длинный. По "краям" вопрос кажется конкретным. Особенно в самом начале. Но в середине — сплошное унижение свидетеля. А конец? Он так лаконичен и тверд, что все вместе заставляет свидетеля съежиться, забыть начало и лишь поступать, "как лучше". Для большего эффекта следователь повторяет конец: "Так как же быть?", "Так как же мне вас понимать?". Свидетель похож на отбивную. Сейчас его на сковородку — и съедят. Однако обходится без сковородки — съели сырым. Проходит время, и странно:
Нет, с вами такого не произойдет. Хотя вы боитесь. Хотя вы боитесь?
Однако вернемся к очной ставке. Вначале, как положено, следователь выясняет ваши отношения. Каковы они? Кто теперь это знает? Никто. Раньше были друзьями. Раньше… Вы были для К. близким человеком. Он доверял вам свои маленькие китайские тайны. Он просто приходил "исповедоваться". Вправе ли вы передать следователю содержание интимных бесед? Это вопрос вашей совести и ничего больше.
Угрозы следователя и желание самого К.
– не в счет.
Следовательно, вы плохой свидетель? К сожалению. А что же, например, должен чувствовать священник, которого заставляют нарушать тайну исповеди? К.
– всего лишь близкий друг ваш, нет, не отец, но ведь и мужеством Павлика Морозова вы не обладаете. Разумеется, вас удивляет внешний вид К. Главное — его задушевные перешучивания со следователем и горячее желание вспомнить все на свете. Пользуясь случаем, он что-нибудь скажет вам шепотом, чтобы следователь не слышал. Оказывается, он так себя ведет лишь в силу важных причин. Он объяснит их потом. Более того, он, оказывается, всех спасает. "А вот Иванов — стукач". Подробности потом. Когда? Потом…
Кстати, на очной ставке вы тоже имеете право задавать вопросы. Не беспокойтесь, что К. сочтет их наивными. Постарайтесь по возможности обдумать их заранее и написать собственноручно в протоколе. Следователь захочет помешать. Если он имеет право мешать, то вы тем более имеете право не подписывать протокол. А в замечаниях, указывая причину отказа, вы можете написать свои вопросы. Очень хорошо, если их прочтет К.
Однако сначала попробуйте обратиться к нему устно: "Мне неловко давать о тебе какие-либо сведения, не говоря уже про показания о неведомых мне твоих "преступлениях". Давай обратимся к следователю с просьбой освободить меня от нелепой роли".
Возможно, К. не откажется. В противном случае дело хуже, чем вы предполагали. И все же, дабы очистить свою совесть, потребуйте с него (по долгу дружбы) честное слово, что он (пауза в разговоре на размышление) определенно не занимался пропагандой заговоров с целью свержения власти или покушения на жизнь советских лидеров, не занимался пропагандой устройства массовых беспорядков и ничего подобного не делал. Да, именно, пусть дает честное слово, что у него не было того самого умысла, от которого он будет отказываться почему-то только потом, на суде, но не на следствии. В конце концов, что ему мешает об этом подумать сейчас, пока не поздно?
У вас определенно найдется что спросить. Хотя… Память капризна и мелочна.
— Ты помнишь, однажды у меня дома мы пошли в ванную. Зачем-то ты специально включил воду. Зачем-то ты тогда на бумаге писал коряво и долго. Зачем? Чтобы они не слышали нас? Чтобы они ничего не узнали? Ведь верно? Тогда почему же сейчас ты им все рассказываешь, объясни? Почему?
Жену обвиняемого К. приглашают на роль свидетеля
Она ничего не знает и потому многое может сказать.
(Ближневосточная мудрость)