Как лист осенний...

Безусова Людмила

Но, несмотря на остановки и неторопливый шаг, расстояние между ней и девушкой не сокращалось ни на метр, хотя Милка уже вполне пришла в себя и шла довольно ходко, в некоторых местах пытаясь бежать, чтобы нагнать ведьму. Не получалось!

На пути неизвестно откуда возникали камни, кроссовки вязли в болотистых лужицах, высокая трава путалась под ногами, порой превращаясь в силки, вырваться из которых было довольно сложно. Погоня за старухой превращалась в преодоление полосы препятствий. Изрядно запыхавшаяся девушка притормозила, устало плюхнулась на землю, решив не гнаться больше за слишком шустрой бабусей.

Ведьма, однако, внезапно остановилась, развернулась к девушке,

некоторое время пристально ее изучала, а затем решительно подошла к ней и, схватив за руку, потащила за собой. Милка попыталась вырваться, да не тут-то было — тысячи ядовитых жал впились в тело, высасывая остатки сил и затуманивая разум. Так и волочилась она тряпичной куклой за ведьмой, а на периферии сознания тоскливо трепыхалась одна только мысль: — "И зачем я только за ней поперлась?".

Та ловко пробиралась сквозь бурелом, обходила колючие кусты и скоро забрела в совсем уж глухую чащу. Тяжелые ветви высоченных елей колыхались над головой. Солнечные лучи не пробивались через столь мощный заслон, но темно не было — слабое свечение шло от стволов деревьев. Ведьма резко оттолкнула девушку. Она, потеряв равновесие, грохнулась на землю, поросшую густым мхом.

— Я больше никуда не пойду, — возмутилась Милка, потирая ушибленные места.

Реакция старухи было неожиданной — она взвыла хриплым срывающимся альтом, резко оборвав свой вопль на самой высокой ноте. Милка от неожиданности подпрыгнула. Ведьма перешла на речитатив, двигаясь с пластикой заправского рэппера.

— Продвинутая бабка, — девушка с таким интересом смотрела на неожиданное представление, что не заметила, как дрогнула земля под ногами. Мощный порыв ветра согнул огромные ели, вниз посыпались сухие ветки и шишки, одна из которых колюче стукнула Милку по голове и запуталась в прядях волос. Деревья раздвинулись, открывая проход, в который устремилась извилистая тропка, берущая начало у самых ног старухи.

— А теперь за мной след во след, — приказала старуха девушке, грозя той скрюченным пальцем, — попробуй только сойти с тропы.

И, не оглядываясь, пошла вперёд.

Милка, неопределённо пожав плечами, отправилась за ней, осторожно ступая по узкой, в две ступни, дорожке. Но как девушка не старалась, на одном из поворотов ее покачнуло и она, ойкнув, ступила на травку, росшую на обочине тропы. Тотчас вокруг её ног вспыхнуло бездымное лиловое пламя. Девушка истерически завизжала, закрыв лицо руками — больше от страха, чем от боли, так как огонь был совсем не горячий и скоро погас сам собой, оставив после себя большое выжженное пятно.

Старуха бросилась к ней, втащила ее обратно на тропу, а сама, опустившись на колени, принялась тихо приговаривать, легко касаясь опаленного участка руками. Черное пятно покрылось белесыми кристалликами инея. Скоро сквозь пепел уже пробивались остренькие клювики сочных зеленых побегов, лаково отблёскивающие под яркими лучами солнца. Выжженная проплешина густо заросла травой, и только капли росы от истаявшего инея, напоминали о недавнем событии.

— Что ж ты такое? — пробурчала старуха, несколько раз оглядев Милку с головы до пят и задумчиво хмуря брови. — Ладно, пошли дальше, только ступай теперь впереди. За тобой глаз да глаз нужен, оказывается.

"Хорошо, хоть не прогнала!" — подумалось девушке, шагающей, словно под конвоем. Впрочем, через полсотни шагов она уперлась в развилку и остановилась в глубоком раздумье. Налево тропка уходила в заросший крупными ромашками луг, почти скрываясь в высокой траве. Правая же, совсем истончаясь, исчезала в непроходимых дебрях. И куда теперь?

Старуха, отчего-то оказавшаяся впереди, свернула направо. Милка попробовала двинуться

в сторону цветущей луговины, но ноги, против её желания, понеслись вслед за бабкой, с грацией дикого кабана ломившейся через колючие кусты, усыпанные оранжево-красными ягодами. Девушка на ходу сорвала несколько ягодок, разжевала плотные плоды — их кисло-сладкий вкус слегка притупил давно уже терзавший её голод и вызвал непонятное жжение во рту, превратившееся в настоящий пожар. Она несколько раз глубоко вдохнула, выдохнула, помахала перед лицом ладошками, усиливая вентиляцию, и решила не закрывать рта, пока не перестанет припекать язык. За всеми этими манипуляциями и не заметила, что уже давненько стоит в полном одиночестве на идеально круглой лесной полянке перед избушкой-развалюшкой с гостеприимно распахнутой дверью, повисшей на одной петле.

Стоит ли заходить? Девушка критически осмотрела ветхое строение: крытая камышом крыша начинается уже в метре от земли, два махоньких окна без ставень затянуты мутноватой плёнкой, деревянные венцы избушки потемнели от времени. Всю эту "красоту" обильно покрывал зеленовато-багряный мох. Сомнения развеяла старуха, выглянувшая из дверного проема и приветливо махнувшая девушке рукой. Милка вздохнула, сделала шаг и прямо с порога ухнула вниз — пол внутри был намного ниже, чем снаружи, и темно, хоть глаз коли.

Ведьма, причитая, провела гостью в комнату, где было почти светло от горящих свечей в затейливом двухсвечнике и очень тепло из-за пышущей жаром русской печки.

Вот тогда-то Милка осмотрелась и сообразила, что изнутри изба гораздо больше, чем должна быть. Представьте себе — помещение метров пять в длину и столько же в ширину, правда, без окон, но с двумя дверьми, ведущими неизвестно куда, не считая той, через которую вошли, с высокими потолками и минимумом обстановки. Тяжелый стол и табуретки, пара низко висящих полок с посудой, да не абы какой — большие тарелки с затейливой вязью по краю, тяжелые серебряные кубки, украшенные пестрыми камешками, искусно сплетёнными в узорные рисунки. Кто, интересно, из них пьёт? А вот и объяснение — на стенах, обшитых деревом, во всём многообразии были представлены картины со сценами из благородной жизни: поединки на мечах, светский приём у короля, посвящение в рыцари, битва с драконом.

Около последней Милка задержалась надолго. Картина дышала напряжением боя — казалось, что и человек, и дракон сейчас оживут — воздух наполнится трубным рёвом, лязгающим звоном металла о не менее прочную чешую, сияющую всеми цветами радуги, запахом мужского пота и гарью от палящих выдохов потрясающей мощи.

— Теперь уж никого ни осталось, ни баронов, ни драконов, — грустно произнесла неслышно подошедшая старуха, — только это. А какое было время…. Сейчас мало уже кто помнит.

— Драконов? — переспросила девушка, ничего не понявшая из туманной фразы.

— И драконов тоже. — Старуха протянула девушке стопку сложенного белья, — переодевайся. Помыться можешь в сенях.

Милка с сомнением оглядела свои измазанные и мокрые до колена джинсы, разодранную на рукаве куртку и решила не сопротивляться навязчивому сервису. Развернула хламиду, похожую на ту, что была на хозяйке, брезгливо принюхалась. Удостоверившись, что она чистая, она стянула с себя куртку и вопросительно уставилась на старуху. Не раздеваться же при ней!

Старуха понимающе кивнула и удалилась. Девушка со вздохом облегчения сбросила с ног изрядно пропотевшие кроссовки, расстегнула ремешок бесполезных здесь часов, аккуратно свернула верхнюю одежду, решив постирать при случае. Оставшись в кружевных трусиках, неловко натянула непривычное облачение. На пол что-то глухо шлепнулось.