Как ловить рыбу удочкой (сборник)
Шрифт:
— Что отыграться пришел?
— Я просто, — но облизнул сухие губы.
— Просто? Тогда вали отсюда!
Санька поднялся и обреченно пошел к мячу, пацаны оживились и задрали ноги. И тут в Саньке проснулась злость. Он понял, как нужно отыгрываться. Надо не жалеть себя, а бегать, бегать быстро — они отобьют, а ты беги, не давай им опомниться и бей, бей, забыв про усталость и жару, и тогда обязательно попадешь. Бей в самого неповоротливого толстого Леху, пусть он поводит, жирок свой порастрясет.
Санька носился, как оглашенный, снова дрожали руки, тек по лицу пот, и пацаны разгадали его намерение и стали опекать Леху, защищая его толстый
— Это нечестно!
— Честно, честно!
Удар они отбили, снова удар, но теперь мяч уже ближе. Жирный зажмурился, испугался, а остальным весело, азартно, они гогочут. Конечно, если будет водилой жир-трест, — это одна тоска.
Санька не помнил себя. Он забыл о точности удара, надо подавить их скоростью, они могут только ползать, а он бегает, он выжил их уже из тени, он напирает, и вот уже мяч с ноги Юрки соскользнул и Санька поймал его над головой прямо у жирного. Теперь Леха в его руках. Но сзади немедленно подполз Юрка и выставил свой локоть — жир-трест зажмурился и закрыл руками лицо, а Санька принялся делать мячом обманные движения, то отнимая его, то опуская. Но жирный надежно закрыт, а у Юрки неожиданно открылась задница. Юрка увлекся и этого не заметил, он уверен, что Санька не будет по нему бить, но тот неожиданно наклонился, отвел руку в сторону и резко бросил мяч под Юркину ляжку.
Мяч стукнулся, откатился, и Санька заорал:
— Есть!
— На жопе шерсть!
На Юркином лице на мгновение появилось смешанное выражение досады и какой-то угрозы. Он посмотрел на Саньку, прищурившись, и процедил:
— Води, давай!
— Было! Было!
— Не было!
Остальные молчали. У Саньки задрожал от обиды голос, а Юрка дал ему пинка и закричал:
— Води, щенок!
Сил терпеть больше не было, Саньке все стало ненавистно, Юркина наглая рожа, подлость пацанов, кровь прилила к лицу и неожиданно для всех и для самого себя он бросился на сидящего на земле парня и ударил его. Удар получился несильный, смазанный, но Юрка рассвирепел. Он вскочил и стал бить Саньку кулаками по лицу наотмашь, а Санька захлебывался от боли и орал только одно:
— Было! Было!
— Еще?
— Жухала ты, понял? Было!
— Кто жухала?
Юрка бил уже несильно ладонями, точно пощечины давал, наслаждаясь силой.
— Получай, сопляк!
Из носа у Саньки потекла кровь, но еще больнее было от унижения — почему я такой слабый и не могу ему ответить? А из глаз уже полились слезы, и эти слезы — было самое ужасное. Но чем больше Санька уговаривал себя не реветь, тем сильнее текли слезы, с ними и сопли. На него было страшно смотреть, и, мягко подталкивая, пацаны увели его подальше от дороги — не дай Бог кто из взрослых увидит.
— Было, было! — всхлипывал он, но его уже больше никто не бил, теперь они боялись, что он побежит жаловаться, и не знали, что с ним делать.
Но Санька и не думал ни на кого жаловаться, он вырвался и убежал в лес. Там бросился на теплый мох и зашептал:
— Папа, миленький папа, приезжай скорее, обязательно приезжай.
Постепенно Санька успокоился. Он повернулся на спину и стал глядеть в небо, как, соприкасаясь ветвями, уходили в глубину деревья, точно там они вырастали и спускались к земле. И ему показалось, что он сам где-то высоко-высоко, а небо внизу, и там остались ненавистные лица, жара, игра в жопки, а здесь было тихо, ползали по траве жучки, и Саньке хотелось остаться в лесу навсегда и играть с жучками в их игры, летать и ползать, как
Обратно он шел другой дорогой, чтобы ни с кем не встретиться, и когда подходил к дому, то в первый момент глазам своим не поверил, зажмурился, а потом снова поглядел туда, где стоял возле их забора новенький вишневый «Жигуль», и бросился со всех ног.
На террасе сидел высокий стройный мужчина в голубой рубашке и ел клубнику. Санька подлетел к нему, задыхаясь, ткнулся в живот и его снова стали душить слезы.
На лице у мужчины появилась досада.
— Ну хватит, хватит, что ты, как девочка?
— Папа, папочка, — бессвязно повторял Санька.
Мужчина доел клубнику, поднялся и пошел к машине. Через пять минут они ехали купаться мимо того самого места, где еще час назад Санька бегал с мячом. Но теперь он совсем об этом забыл. Они брызгались, ныряли, потом пошли в шашлычную, и Санька разгрызал жесткие куски баранины, пил теплую сладкую воду, болтал ногами и языком, не сводя глаз с родного лица.
Но очень скоро все кончилось, как кончается аттракцион в парке культуры, за которым стоишь час в очереди. Машина снова ехала мимо заборов, через поле, оставляя за собой клубы пыли, мужчина сдержанно ругал дорогу, и чем ближе они подъезжали, тем отчетливее Санька осознавал, что он так и не отыгрался и завтра все начнется снова.
— Я не хочу туда, — захныкал он, — возьми меня с собой, папа. Ну, пожалуйста, я очень тебя прошу.
— Ну-ну, что ты еще выдумал? Куда я тебя возьму?
— Ну возьми!
— Хорошо, — ответил мужчина, не поворачивая головы, — я приеду за тобой и возьму тебя на рыбалку. Только ты должен слушаться маму и не плакать. Стыдно тебе плакать.
Санька затих, боясь спугнуть нечаянное счастье, и только теперь почувствовал, как устал. Они доехали до дому, смеркалось, спала жара, и его разморило. Полусонный, он побрызгал с крылечка и лег спать, но сон не приходил. Он был слишком возбужден и ворочался: надо готовиться к рыбалке, чтобы все было обязательно собрано, его удочка, рюкзак, сапоги. А то вдруг папа приедет, а он еще не готов.
В комнате было жарко, нагревшись за день, она отдавала тепло, зудели комары и мелькали перед глазами мяч и лица ребят. А на террасе тихо, но очень сердито разговаривали мужчина и женщина, бывшие муж и жена. Женщина говорила, чтобы мужчина приезжал чаще или не приезжал вовсе, потому что ребенок волнуется, каждый день ждет его, а потом перевозбуждается и плохо слушается. Мужчина отвечал, что это его дело и его право, напоминал, что именно он снял эту дачу, они говорили все злее и ожесточеннее, как пацаны в черемуховой тени, и наконец, хлопнув дверью, мужчина уехал.
Женщина достала с верхней полки из-за тарелок пачку сигарет и закурила. Она выкурила сразу несколько штук одну за другой — всю свою дневную порцию. Жара совсем спала, и началась мягкая, дремотная июльская ночь.
Ночь принесла всем покой. Санькино измученное тело становилось все легче, почти невесомым, как у жучков в лесу, и он заскользил по стволам и ветвям деревьев, уходя в глубину неба.
По пустынному шоссе гнал на огромной скорости свою машину мужчина. Он открыл боковое стекло и ветер играл его волосами. Он не чувствовал больше злости в душе и даже жалел свою несчастную жену, некогда веселую и красивую.