Как писать убедительно. Искусство аргументации в научных и научно-популярных работах

Биркенштайн Кэти

Хотя я тоже считал, что «не врубаюсь в интеллектуальные штуки», теперь я понимаю, что бессознательно готовился к этому. На самом деле семена заронили те самые на первый взгляд обывательские дебаты о том, кто из мальчишек круче. Теперь я вижу, что в постоянном анализе спортивных команд, кинофильмов и крутизны, которым занимались мы с приятелями, – анализе, в котором, естественно, никто из настоящих «крутых» не принимал участия, – уже проявилась моя верность миру яйцеголовых. Я начал практиковаться в интеллектуализме задолго до того, как понял, кем хочу быть.

Я думаю, что именно с этих дружеских споров о крутизне и спорте и с чтения спортивных книг и журналов началось мое обучение основам интеллектуальной жизни: как приводить доводы,

взвешивать разные доказательства, переходить от частного к общему, обобщать взгляды других и включаться в разговор о каких-то идеях. Именно в чтении о спорте и обсуждениях крутизны я впервые испытал, что такое обобщение, утверждение и ответ на контраргументы, а также прочие интеллектуальные действия, в том числе и составление фраз такого типа, как только что написанная мной.

Только намного позже до меня дошло, что спорт был для меня притягательнее школы, потому что он был более, а не менее интеллектуален по сравнению с ней. Ведь в конечном итоге спорт полон сложных аргументов, дебатов, проблем, которые необходимо анализировать, хитроумной статистики, которую нужно высчитывать, – чего в школе нет и в помине. Мне кажется, что уличные проныры в нашей культуре побивают книжных червей не потому, что первые неинтеллектуальны, как мы обычно полагаем, а потому, что они удовлетворяют свою интеллектуальную жажду гораздо более полно, чем в школе, где все блекло и далеко от реальности.

Кроме того, они удовлетворяют свою жажду общности. Вступая в споры о спорте, вы становитесь частью сообщества, которое не ограничивается вашими родственниками и друзьями, а является национальным и публичным. В то время как школьная учеба изолирует вас от других, о бейсбольном турнире или достижениях Теда Уильямса можно поговорить с людьми, с которыми вы никогда раньше не встречались. Благодаря спорту вы знакомитесь не только с культурой, составляющей суть дискуссии, но и с культурой публичных споров в целом, которая выходит за рамки личного диалога. Я не могу винить школы, в которых я учился, в том, что им не удалось сделать интеллектуальную культуру такой же интересной для меня, как Суперкубок, но они точно виноваты в том, что не смогли научиться у мира спорта и развлечений тому, как следует организовывать и представлять интеллектуальную культуру, как заставить работать ее игровой элемент и превратить ее в захватывающий спектакль, который мог бы эффективнее бороться за мое юношеское внимание.

Потому что есть еще кое-что, что я понял, но что до сих пор непонятно ученикам, причем последствия этого непонимания трагичны: реальный интеллектуальный мир, тот, который существует за стенами школ, организован во многом очень сходно с командными видами спорта, так как состоит из соперничающих текстов, соперничающих интерпретаций и оценок этих текстов, соперничающих теорий о том, как следует читать и объяснять их, а также сложной командной игры, в которой «фанаты» писателей, интеллектуальных систем, методологий и всяческих «измов» стараются победить друг друга.

Да, для школы характерна соревновательность, которая становится тем жестче, чем выше вы поднимаетесь (и стала еще более жесткой сегодня – с введением тестирования, ставки в котором весьма высоки). В этом соревновании очки начисляются не за приведенные доводы, а за демонстрацию владения информацией или большой объем прочитанного, их зарабатывают благодаря умению выделиться, и нередко за счет других. Короче говоря, школьное соревнование воспроизводит наименее привлекательные черты спортивной культуры, исключая те, которые создают тесные человеческие связи и сотрудничество.

Дистанцируясь от таких приятных и захватывающих вещей, как спорт, мои школы лишили себя возможности извлечь выгоду из элемента драмы и конфликта, объединяющего интеллектуальный мир и мир спорта. Поэтому я и не смог увидеть тех параллелей между спортом и наукой, которые могли бы помочь мне перейти от одной культуры спора к другой с большей

готовностью.

Спорт – это только одна из сфер, чей потенциал для образования (и не только для учеников мужского пола) серьезно недооценивается педагогами, которые видят в нем помеху академическому развитию, а не дорогу к нему. Но, говоря о том, что полезно давать студентам такие материалы и темы для чтения и для обсуждения, которые соответствуют их интересам, я хочу сказать также и об ограничениях этой тактики. Студенты, которых приводит в восторг перспектива написать сочинение о своей страсти к автомобилям, часто пишут о них так же убого и бездумно, как о Шекспире или Платоне. Это оборотная сторона того, на что я уже указывал ранее: степень интереса к предмету у студента вовсе не обязательно напрямую связана с качеством мыслей или выразительностью при написании сочинения или разговоре об этом предмете. Проблема, как определил ее профессор колледжа Нед Лафф, «не только в том, чтобы задействовать неучебные интересы студентов, а в том, чтобы заставить их посмотреть на эти интересы через призму академической культуры».

Если мы говорим о том, что студенты должны посмотреть на свои интересы «через призму академической культуры», это означает, что уличной смекалки недостаточно. Получается, что превратить неакадемические интересы студентов в объект академического исследования полезно для того, чтобы привлечь их внимание и преодолеть скуку и отчуждение, однако эта тактика не всегда может приблизить их к настоящему академическому отношению к этим интересам. С другой стороны, нельзя считать, что предложение писать о машинах, спорте или моде – это педагогическая уступка, если от студентов действительно требуется взглянуть на свои интересы с научной точки зрения, то есть поразмышлять о машинах, спорте или моде аналитически, чтобы увидеть в них отражение более широкой культуры.

Если я прав, то школы и колледжи, не поощряя студентов брать в качестве объектов научных исследований их ненаучные интересы, теряют хорошую возможность. Отказываться от изучения каких-либо текстов или тем, действительно способных увлечь студентов, которые в противном случае вообще не желают включаться в научную работу, по меньшей мере неумно. Если студента не интересует «О свободе» Милля, но он увлеченно читает Sports Illustrated, Vogue или посвященный хип-хопу журнал Source, то это серьезный аргумент в пользу того, что ему стоит предложить для анализа эти журналы, а не классику. Весьма велика вероятность того, что, если студенты приучаются к чтению и письму, делая курсовые работы о Source, постепенно они смогут добраться и до «О свободе». Но даже если этого не произойдет, чтение журналов все равно повысит их грамотность и улучшит способность размышлять. Так что с точки зрения педагогики имеет смысл включать в программу обучения спорт, машины, моду, рэп и прочие подобные темы. Я бы предпочел студента, который может написать четко аргументированный, социологически острый анализ проблемы, взятой из журнала Sourse, студенту, который может скучно и безжизненно разобрать «Гамлета» или «Апологию» Сократа.

Использованные источники:

Cramer, Richard Ben. Joe DiMaggio: The Hero’s Life. New York: Simon and Schuster, 2000. Print.

DiMaggio, Joe. Lucky to Be a Yankee. New York: Bantam Books, 1949. Print.

Feller, Bob. Strikeout Story. New York: Bantam Books, 1948. Print.

Guralnick, Peter. Last Train to Memphis: The Rise of Elvis Presley. Boston: Little, Brown and Co., 1994. Print.

Orwell, George. A Collection of Essays. New York: Harcourt, Inc., 1953. Print.