Как понять ребенка
Шрифт:
Когда в наших учебниках и научных работах, как в книге Фуллера,* начнут пересекаться МНОГОЯЗЫКОВые средства описания, они станут не только доступны большинству, но и научнее, и честнее, и системнее, и целостнее в силу с свей большей полноты, к которой должны стремиться и наука, и искусство, и религия в их взаимной дополнительности в философском саду истин о мире.
Вот что пишет о книге фуллера наш современник, соотечественник, известнейший математик И.М. Яглом::* «Полуфилософская книга имеет подзаголовок «Исследование геометрии мышления»; ...Своеобразие личности автора отражается в необычном содержании его книги: достаточно показать, что книга содержит «главу в рисунках» (не содержащую ни единого слова) и «главу в стихах»: в стихотворной форме написаны первый раздел 1210.00 главы 1200.00 «Нумерология».
Нестандартна
...Весьма неожиданная по форме книга Фуллера является промежуточной между естественнонаучной монографией, философским трактатом и произведением художественной литературы, относящимся к области научной фантастики, культурологии или футурологии: при этом ока все же ближе к научной фантастике, чем к науке. Впрочем, сегодня... эта книга может рассматриваться так же, как описание возможных путей строения „систем мышления' 'роботов будущего».
Книга небезызвестного автора Г. Гачева, увидевшая, наконец, свет в издательстве «Педагогика» в 1991 году, имеет, так же как и книга Фуллера, несколько названии*, что согласуется с нашим уверенным ощущением многозначности мира и отражающим эту многозначность философским садом камней, в котором для полноты описания березы с разных сторон потребуется, по-види-мому, минимум три плоскостных точки зрения, а для полноты описания березы в мире будет необходимо добавить точку зрения на березу сверху (вторая модель мира) и точку зрения, включающую в рассмотрение и самого наблюдателя (третья модель мира). Кстати, физика давным-давно вышла на рубежи необходимости учета влияния на исследуемый процесс исследующего прибора (принцип неопределенности Гейзенберга), а также (судя по работам Дынина) - на понимание того, что физика до тех пор будет неполна, пока в описание своих законов не включит описание самого наблюдателя. В самой науке это также уже осозналось и сформулировалось в виде утверждения об антропоморфности научных поняли! Итак, названия книги Гачева следующие: «Книга удивлений, или Естествознание глазами гуманитария, или Образы в науке». Цитата из книги со стр. 13 для нас теперь будет уж понятий и банальной: «Образ займет равные права с понятием»-. Мы тоже верим в это, считая образ первичным, а понятие и образ взаимным обобщением: средствами искусства, символическим языком правого полушария, или языковыми, поНЯТИЙНЫМИ средствами левого полушария, соответственно. Поэтому рассказ о науке для детей должен начинаться с образа, переходить к осмыслению в понятиях и заканчиваться образным обобщением, как это стараются осознанно делать в знаменитых валъдорфских школах.
Во что верят разные модели мира? Понятийная, или научная картина мира, являясь формально-логическим описанием мира, верит в то, что все доказуемо (левополушарная модель), а правополушарная стратегия познания мира зиждется на вере в то, что новое невыводимо, но системно обусловлено. Здесь проступает роль философии, как науки о цепом, и умение пользоваться философскими принципами как наиболее общими принципами порождения нового, конструирования целого. Поэтому левое полушарие делает выводы, а правое - совершает открытия; левое выставляет требования, а правое стремится к согласию; левое требует доказательства, а правое пытается понять само; левое интересуется, прежде всего, частными, локальными вопросами, а правое - глобальными; левое стремится к оценке по результатам, количественной оценке, а правое - к оценке по процессу, качественной оценке. Левое полушарие докапывается до ответов на вопросы: «Кто виноват? В чем причина?» - а правое задает их в более этической форме: «От кого зависит? Какова моя роль? Что делать мне?..» Можно продолжить этот вопрос: «Что делать мне, чтобы понять другого, чтобы объяснить себя?» Левое полушарие верит в существование опровержений, а правое чувствует, что «опровержение не может существовать без того, что оно опровергает».'"
Дополнительные доводы в пользу более всеобъемлющей позиции правого полушария мы с вами можем почерпнуть в книге Лакатоса «Доказательства и опровержения», построенной в виде диалога математика и философа. Математик настаивает на том, что все можно определить, а философ тут же находит математический объект, полностью удовлетворяющий определению, но не принадлежащий к группе определяемых
Два гносеологических процесса мы можем отметить в связи с этим спором: изменение объема понятий в процессе развития науки или теории и введение новых понятий через употребление. Последний процесс отражает, по-видимому, более мощный способ моделирования мира, не абсолютизирующий наше видение и приводящий нас к самым к конструктивным вопросам: «Что нового можно объяснить с этих новых позиций?» Введение нового понятия - это всегда новое окно в мир. Это возможный новый качественный уровень описания реальности, это следствие открытости системы на внешний мир, на новые факты, а следовательно, возможный признак ее жизнеспособности и развития: «Когда ошибкам закрываешь вход, куда же истина войдет?» (Р. Тагор).
Человек конструктивный будет искать не способы опровержения, а позицию, с которой это можно будет оправдать или объяснить, а значит, понять, ко вовсе не обязательно согласиться. Когда же человек от имени науки абсолютизирует свое знание запретов природы, не предполагая их относительности, он поступает не совсем честно, в лучшем случае, искренне заблуждается по поводу отсутствия в природе явлении, моделей которых у него нет.
Все выше сказанное можно проиллюстрировать на примере использования всеми народами такой этической категории, как Бог. В научной картине мира можно даже указать на научные аналоги этой категории, например,на категорию «сверхсознание», сопоставимую с Богом - Духом Святым.
Есть и еще одно понятие, которым явно или неявно пользуются все науки, не отдавая себе отчета в том, что у него имеется явный прототип этической, сверхсознательной, картине мира. Попробуйте это хорошо известное Вам понятие обнаружить сами, и тогда наша аналогия не покажется Вам натянутой. Пусть Ваше правое полушарие сделает это открытие! Доверьтесь ему! В его картине мира это понятие, безусловно, есть, иначе наша интуиция будет постоянно в загоне, а Вы не сможете перейти от вывода к открытию, а от открытия к откровению. Вы не сможете без него осознать отношения между тремя системами описания мира в Вас, ведь для того, чтобы их осознать, надо скачала их предположить, чтобы потом отринуть или принять. Честность ученого требует смирения со своим незнанием, а может быть, с существованием непостижимого. Эта честность позволила, в частности, Куринскому, нашему современнику, знающему 26 языков мира, определить честность, как истинный этический критерий интеллектуального развития: «Возрастание интеллектуального потенциала прямо пропорциональнй возрастанию честности».
Я вспоминаю выступление знаменитого на весь мир, но малоизвестного у нас в стране профессора Козырева (сотрудника Пулковской обсерватории) в Ленинградском Доме писателей - рядом с Литейным проспектом, неподалеку от известнейшего Большого дома, благодаря которому этот человек, удостоенный именной золотой американской медали за подтвердившееся предсказание и объяснение вулканической деятельности на Луне, провел 15 лет в не столь отдаленных местах. Отсюда и его малая известность. На наш вопрос «Есть ли Бог?» - он честно ответил: «Наука ни опровергнуть его существования, ни доказать его отсутствие не может. Что касается моего личного опыта, то...» И он рассказал о некоторых событиях из своей жизни, после которых он еще уважительнее стал относиться к этой центральной категории этической картины мира...
Вы и без нас сможете составить длиннющий список известнейших людей отечественной и зарубежной науки, думавших так же, как Козырев. Для нас с точки зрения культуры мышления важно было бы посмотреть, что каждому из них открылось в мире через это понятие, какой смысл, явно различный и тождественный, они в него вкладывали. Я благодарен ленинградскому ученому Анатолию Павловичу Смирнову, честно поставившему вопрос перед научной аудиторией во времена чрезмерной идеологизации науки (его семинар впоследствии был закрыт): «Почему многие ученые интересуются богословием?» Вспомните Исаака Ньютона. Все свои научные открытия он сделал до 30-ти лет, все свои научные книги написал тоже до 30-ти лет. А чем же занимался этот титан мыс ли после 30-ти? Как вы думаете?.. Богословием, Богом!