Как России обогнать Америку
Шрифт:
М. Ганапольский: Вот смотрите — в Калифорнии баллотируется Шварценеггер. Я бы, наверное, за него голосовал. Но мы видим, идет абсолютная спекуляция на том, что он такой крутой, и он все время говорит фразу «я уже пришел». Все понимают актера выбирают, правда, тут же говорят — был же хорошим президентом Рейган. И тоже ситуация, как у нас, — тут я вижу сходство, голосуют за абсолютный пиар. Нет?
А. Паршев: Ну, нам тут нечем гордиться, у нас примеров-то побольше, — кого ни выбирали, в общем-то, благодаря пиару. Потому что мы ничего не знаем о наших кандидатах, наверное, даже меньше, чем американцы.
М. Ганапольский: Да нечем гордиться, я просто ищу лихорадочно сходство. Вы говорите о различиях, а я ищу сходство.
В. Сухой: Давайте небольшое отвлечение. Почему мы все время сравниваем себя с Америкой? Если бы она не была такой богатой страной, мы вообще обращали бы на нее внимание?
Вот это меня волнует всю мою профессиональную жизнь. Я, собственно говоря, американистикой занялся именно поэтому. Я не решил для себя этот вопрос. Вот эта любовь — не любовь, любовь-ненависть, и невозможность жить друг без друга всегда меня волновала. Почему мы так направлены на Америку, а Америка так направлена на нас? Что ей Гекуба, как говорится? Почему мы так ревниво относимся ко всему, что относится к США, и ко всему, что делают американцы на международной арене, и почему американцы так внимательно следят на протяжении всей нашей истории. Понятно, мы были противниками, но почему сейчас, когда мы не противники? Вот это феномен.
A. Паршев: Вы знаете, он имеет материальное выражение. Название моей книги «Почему Россия не Америка?» не мое, это издатели так ее назвали. Вообще книга называлась «Книга для тех, кто остается здесь». По очень простой причине, — если в книге есть название «Америка», то на нее скорее обратит внимание читатель. Так оно, в общем-то, и оказалось. Я хочу сказать, что нам не надо, видимо, стесняться такого нашего интереса. Как бы мы ни любили нашу страну, но все равно нам придется сравнивать ее с Америкой — этого, видимо, не избежать, и надо выяснять, в чем тут дело, что там есть кроме богатства.
М. Ганапольский: Ольга пишет: «В США власти уважают, или успешно делают вид, что уважают народ, и наоборот. Но и достаточно народ требователен к власти, в отличие от нас».
B. Сухой: Это абсолютная правда. Власть в США уважают. Иногда тихо ее ненавидят, но очень уважают.
М. Ганапольский: Вот у нас на «Эхе», когда нам говорят, — этот плохой, тот плохой, мы говорим — нечего жаловаться, в следующий раз придете на выборы, сделаете свой выбор.
И получается, что я могу плюнуть в лицо негодяю, который был у власти, только на выборах. Но я так понимаю, что у нас отсутствует очень важная история под названием некие общественные институты, которые в промежутке между выборами помогают справиться с этой властью. Потому что иначе получается что? Мы выбрали вот сердцем, как нас призывали, и в очередной раз облажались. А теперь 4 года за это должны расплачиваться. А вот институтов, которые должны этого гада прижать, у нас нет. Может быть, в этом наше отличие? А если их не существует, то почему, почему мы так безропотно относимся к власти, превращаемся в стадо?
В. Сухой: У нас действительно нет таких институтов. И нет смысла наказывать человека во власти через год-два, ему еще надо себя показать. Я считаю, что нужно иметь возможность наказать после завершения срока полномочий. Только таким образом мы можем как-то приблизиться к нормальной политической системе. Как говорил Мао Цзэдун, чтобы выпрямить, надо перегнуть. Тут, пожалуй, не поспоришь.
М. Ганапольский: «Мы никогда не будем Америкой, мы всегда стреляем в свою историю из пистолета, будущее в нас стреляет из пушки. До тех пор, пока это не прекратится, мы не будем цивилизованной страной». И еще одна из слушательниц написала, что у нас все время были кровавые вожди. Любой вождь — это массовая гибель людей. Поэтому мы этой власти просто боимся. Т. е. мы этой власти как
В. Сухой: Это русский рок. Это наша обреченность. Почему-то с властью наши взаимоотношения не получаются. Мы ее очень долго не выбирали.
A. Паршев: Вы знаете, у нас особенность. Действительно, может быть нам не в чем себя винить, историю по-разному люди воспринимают. Может быть, не все согласны с такой позицией, но во всяком случае те вожди, о которых мы говорим, цари, и так далее, — это не те люди, кого мы избирали. Скажем, мы избрали Михаила Романова, когда начиналась династия Романовых, но он так особо вроде не прославился в истории. Остальные-то пришли совсем другим способом к власти. А с другой стороны, есть пример и не в нашей истории: кто из известных деятелей XX века был избран совершенно демократически на свой пост? Гитлер, насколько я помню, — относительно демократично. И какой результат? Хочу сказать, что тут, может быть, не надо заниматься самоедством, бывают всякие исторические обстоятельства. Но, тем не менее, надо, конечно, это все учитывать, чтобы в будущем не было ошибок.
B. Сухой: Все-таки нам нужен институт отзыва нормальный. Все-таки члены Палаты представителей в США избираются на два года. А сенатор избирается на 6, но каждые два года треть Сената переизбирается. И это действует, человек знает, что через два года ему нужно будет отвечать за что-то. И вот сейчас в Калифорнии ведь губернатора отозвали все-таки за все эти энергетические безобразия и другие вещи. Вот если все-таки этот механизм у нас будет работать, мне кажется, наш выбор будет все-таки более ответственным, — как мне кажется. Но я понимаю, что в России создать этот механизм — это опять нужны десятилетия, столетия.
А. Паршев: Я сторонник идеи, — по-разному ее называют, — ответственной демократии, или суд народа. Я считаю, что по окончании срока полномочий на выборах предыдущие должны оцениваться и автоматически отправляться в тюрьму, если их работа признана неудовлетворительной.
М. Ганапольский: Как это автоматически?
А. Паршев: Это значит, что никакого судебного процесса не нужна.
М. Ганапольский: Эта идея в книге Роберта Шекли есть.
А. Паршев: Там одиночка.
М. Ганапольский: Там комната жалоб. Ты заходишь в комнату, и там кнопочки с указанием имен чиновников нажимаешь. И выходишь. Потом выясняется, что у него на шее взрывается браслет и отрывает голову. Но это какая-то фантастика у вас. Суд народа, — в том-то и дело, каким политиком у нас довольны?
А. Паршев: А может быть, это не случайно, что ими недовольны? Как раз в том-то и проблема. Вряд ли априорно всеми недовольны. Я думаю, что просто надежды были очень большие, когда у нас начинался нормальный демократический процесс. Разочарование наступило позднее.
М. Ганапольский: А если бы был такой заочный суд, — правда, наверное, в Америке это после 11 сентября невозможно, там быстро все меняется. Но вот если бы пришлось оценивать деятельность Клинтона, — там было бы больше позитива, или негатива?
A. Паршев: Позитива. Я вообще считаю, что Клинтон будет в истории великим президентом, обязательно будет.
B. Сухой: Вы знаете, я думаю, что у нас и Ельцина все-таки не оценили бы негативно судя по результатам. Его же избрали в 96 г.
М. Ганапольский: Бабушки его растерзали бы без всякого суда и следствия.
В. Сухой: Большое сомнение. Подозреваю, что бабушки как раз за него и голосовали. У нас ведь какие регионы в основном голосуют, скажем, за того же Ельцина? Это же большие города, где очень большой процент пенсионеров, пожилого населения. Так что я думаю, что мнение, что все наши бабушки голосуют за коммунистов, не совсем правильное.