Как стать авантюристом? Размышления миллионера
Шрифт:
— Потому что, честно говоря, ни мне, ни моим знакомым не верится, что в 90-е вас никто не крышевал. Тогда же все схвачено было…
— Да, так же считали и многие мои знакомые, которые даже не пытались подсуетиться, чтобы обеспечить своим детям будущее. Понимаешь, всесильные бандиты, вездесущий рэкет, злобная милиция, решение вопросов через постель, сильное мужское плечо рядом, блат, кумовство, наследство — это все мифы, придуманные людьми, чтобы ничего не делать. Какая великолепная отговорка — «все схвачено»! А если все схвачено, то нет смысла шевелиться и напрягаться, верно? Закончил свою речь он уже на патетике:
— Я не говорю про веру в себя. Себе-то как раз нужно верить меньше
Прокурор Огнев
— И все-таки. Предположим, с рэкетом предпринимателю Балашову повезло, но неужели у вас в 90-е, в то бурное время, не возникало серьезных проблем с бизнесом?
Шеф воскликнул:
— Были, да еще какие! Как и всем остальным предпринимателям, в ту пору приходилось решать неразрешимые задачи.
***
Простых решений в бизнесе, да и в жизни не бывает. Мы всегда сталкиваемся с теми, кто нам завидует, вредит или ворует — рядовыми гражданами, чиновниками, депутатами… Главным вредителем в 90-е была сама государственная машина, пропитанная большевизмом, несущая на себе тяжелое бремя коммунистического прошлого и ненависть к чужому богатству.
Когда в 1988 году я открыл кооператив (налог тогда был 3%, и только через три года должен был подняться до 10%), не будучи знакомым ни с какими махинациями в сфере бизнеса, мы просто принимали вещи для кооператива, делали 10%-ную наценку на товар, с которого и платили налог. Все шло хорошо в течение почти трех лет. Папки в бухгалтерии накапливались, товарооборот рос, отчеты становились все более громоздкими. Дела хорошо шли и у остальных советских кооператоров, и к 1990 году кооперативов в Советском Союзе расплодилось невероятно много: люди у нас все-таки предприимчивые. И все было бы хорошо, если бы некий Артем Тарасов по-честному не заплатил партийный взнос…
Артем Тарасов, московский кооператор, загрузив эшелон металлолома, куда попала и военная техника, отправил все это за рубеж. Он получил огромную по тем временам официальную оплату на счет кооператива и, оплатив все налоги, решил быть честным и по отношению к родной КПСС. Артем Тарасов был членом единственной партии в СССР — Коммунистической Партии Советского Союза.
Как честный человек он пришел и заплатил партийный взнос. При средней зарплате в стране 200 рублей Тарасов заплатил партийных взносов на несколько десятков тысяч рублей.
Что тут началось в стране! Выступления возмущенных партийных вождей, угрозы исключить Тарасова из партии, возмущение по поводу несметных сокровищ, которые зарабатывают кооперативы… Верховный Совет СССР тут же выпустил закон о запрете кооперативной деятельности в стране, связанной со скупкой товаров у государства. Но это еще полбеды. Для ограничения доходов кооперативов приняли закон о том, что налог повышается с 3% до 60%, причем налог нужно уплатить задним числом — с первого дня работы кооператива! В общем, началась политика государственного удушения кооперативной деятельности.
Вот тогда-то я и столкнулся с могуществом и беспощадностью государственной машины. Закон принят, его надо выполнять. Бухгалтер жалостливо посмотрела на меня и после недолгих расчетов сказала, что мы не только должны будем заплатить все, что у нас есть, но и доложить своих тысяч эдак 50. Однокомнатная квартира, которая у меня тогда была, стоила примерно 10 тысяч…
В ту ночь я не сомкнул глаз. Мало того, что мой бизнес закрывали, так я еще и должен отдать государству все, что у меня есть, только потому, что доходы кооператоров стали вдруг неугодными кому-то наверху! Лежа на кровати, я с тоской смотрел на люстру и понимал, что мне придется отдать квартиру. В голове промелькнула вполне серьезная мысль: «А не повеситься ли мне на этой люстре?» Невыплата нового налога означает конфискацию имущества и арест — хищение в особо крупных размерах каралось 15 годами лишения свободы, а особо крупный размер составлял примерно от 10 тысяч. В общем, было по-настоящему страшно. Проведя целый день, как в кошмарном сне, вечером я сел в поезд и поехал в Киев.
Столицу я тогда не знал и, выйдя из поезда, попросил таксиста отвезти меня к Кабинету Министров. Он привез меня на незнакомую улицу с помпезными, громоздкими зданиями госучреждений. Куда идти, непонятно. Везде охрана. Я спросил, где приемная Верховной Рады. Мне показали дорогу к небольшому особнячку недалеко от Национального банка.
В приемной никого не было, секретарь сказал, что меня сейчас примут. Я зашел в просторный кабинет, посередине которого стоял широкий стол, за ним сидел маленький человечек. Пятиметровые потолки, огромные дубовые двери госучреждения подчеркивали важность момента. Не успел я сделать и двух шагов, как маленький человечек вдруг закричал, тыкая на меня пальцем: «Вы танками торгуете!» Я недоуменно оглянулся, возле меня никого не было, танками я не торговал, в лучшем случае — кофтами и свитерами. Он повторил: «Вы разворовываете страну и танками торгуете!» Я попытался оправдаться, негромко сказав: «Вообще-то я по вопросу кооператива. Мы танками не торгуем». Чиновник продолжал выходить из себя, заявил, что всех нас надо закрыть, что мы разворовываем страну. Тогда уже вышел из себя я. Сказалось нервное напряжение, в котором я пребывал последние несколько суток. Не помню, что именно я ему сказал, но моя речь на него подействовала. После того как он пригласил меня присесть, я стал объяснять, что мы не воруем, а работаем, а нас незаконно закрывают. Ведь исполкомы получили указания закрывать не все кооперативы, а только те из них, которые связаны с госзакупкой. Тон маленького человека смягчился, и он почему-то начал мне жаловаться на свою жизнь (на дворе была перестройка), объяснять, что перекосы есть везде, но помочь мне он ничем не сможет. Он посоветовал мне написать жалобу и прислать ее в Верховный Совет УССР. Так я ни с чем и уехал…
Потом еще ругался в председателем райсовета, начальником отдела регистрации… Через время вышло объяснение, по которому кооперативы, не связанные с госзакупкой, не закрывали. Но легче от этого не стало, ведь 60%-ный налог фактически лишал возможности работать.
Надо сказать, что тогда уже начали регистрироваться малые предприятия с налогообложением в 20%. В течение двух или трех месяцев я создал свое, но вопрос, что делать со старым кооперативом и дурацким 60%-ным неуплаченным налогом, оставался открытым. В поисках выхода я побрел к одному из своих знакомых — старых цеховиков. Он посоветовал мне своего знакомого адвоката. Адвокат принимал в одной из общих юридических консультаций города.
Это был седой мужчина лет 50 с грустным лицом эдакого мудрого Иосифа. Он спокойно выслушал жалобы 28-летнего отчаявшегося кооператора (то есть меня) и, задумчиво глядя куда-то в угол, сказал: «Вам надо к прокурору Огневу». У меня похолодело внутри: «Почему к прокурору?» Он опят глубокомысленно посмотрел на меня. «Молодой человек, вам надо к прокурору Огневу», — повторил он с расстановкой. Я смотрел на него в недоумении. «Вы понимаете? К Огневу. К прокурору», — продолжал он монотонно говорить. «К какому прокурору?» «К Огневу». Адвокат достал из ящика стола спичечный коробок и зажег спичку. Вот, говорит, прокурор Огнев, познакомьтесь. «Сжечь?!» — прошептал я. «Я вам этого не советовал. Но прокурор Огнев — это единственный, кто вам может помочь»… С таким удовольствием гонорар я не платил никогда. 25 рублей перекочевали из моего кошелька на стол мудрого Иосифа.