Как стать богом
Шрифт:
– Руку ему освободи, – командует Эраст Бонифатьевич. Правую! Так. И чтобы я его физиономию мог видеть, а он – мою. Хорошо. Спасибо!
– Теперь слушайте меня Вадим Данилович, – продолжает он, – Лёпа, делай раз!
Большеголовый Лёпа освобождает горсть от орешков, вытирает ладонь о штаны и приближается, небрежно брякая челюстями щипчиков. Это блестящие светлые щипчики специально для орехов. Лёпа неуловимым движением ухватывает в зубчатые выемки Вадимов мизинец и сжимает рукоятки.
– Такой мелкий и такой не-при-ят-ный, – говорит ему Вадим перехваченным голосом.
Лицо
– Не паясничать! – приказывает Эраст Бонифатьевич, – Вам очень больно, а будет еще больнее! Лёпа, делай два!
Лёпа ловко перехватывает второй палец.
– Н-ну ты! – шепчет Вадиму в ухо рыжий Кешик наваливаясь на него еще плотнее, – С-стоять!
– Всё! Хватит! – Вадим задыхается, – Хватит, я согласен!
– Нет! – возражает Эраст Бонифатьевич, – Лёпа, делай три!
Аванс
На этот раз Вадим кричит!
Эраст Бонифатьевич наблюдает за ним играя шариком на ручке черной указки. На лице его выражение брезгливого удовлетворения. Все происходит по хорошо продуманному и не однажды апробированному сценарию.
Непослушному человеку давят пальцы. Причем так, чтобы обязательно захватить основания ногтей. Человек кричит. Вероятно человек уже обмочился. Человек расплющен и сломлен. И Эраст Бонифатьеич распоряжается:
– Все! Достаточно. Лёпа, я сказал достаточно!
Вадим смотрит на посиневшие пальцы и плачет. Пальцы быстро распухают. Синее и багровое прямо на глазах превращается в аспидно-черное.
– Мне очень жаль, – произносит Эраст Бонифатьевич прежним деликатным голосом светского человека, – Однако это было необходимо. Вы никак не желали поверить насколько все это серьезно!
– Теперь следующее, – он суёт ладонь за борт пиджака и извлекает длинный белый конверт.
– Здесь деньги, – говорит он, – Пять тысяч баксов. Вам. Аванс. Можете взять.
Длинный белый конверт лежит на столе перед Вадимом и он смотрит на него стеклянными от остановившихся слез глазами. Его сотрясает крупная дрожь.
– Вы меня слышите? – спрашивает Эраст Бонифатьевич, – Эй! Отвечайте, хватит реветь!
– Слышу, – говорит Вадим, – Деньги. Пять тысяч баксов.
– Они Ваши. Аванс. Если шестнадцатого декабря победит Интеллигент, Вы получите остальное. Еще двадцать тысяч. Если же нет…
– Шестнадцатого декабря никто никого не победит, – говорит Вадим сквозь зубы, – Будет второй тур.
– Неважно, неважно, – говорит Эраст Бонифатьевич, – Мы не формалисты. И Вы прекрасно понимаете, что нам от Вас надо. Будет Интеллигент в губернаторах, будут Вам еще двадцать тысяч. Не будет Интеллигента, у Вас возникнут неприятности.
Вадим молчит прижав к груди правую больную руку. Его трясёт. Он больше не плачет.
Эраст Бонифатьевич поднимается:
– Всё! Вы предупреждены. Счетчик пошел. Начинайте работать. У Вас не так уж много времени. Всего-то пять месяцев. Даже меньше.
– Как известно, – он поучающе поднимает палец, – Даже малое усилие может сдвинуть гору, если в распоряжении имеется
– Если нет трения, – шепчет Вадим не глядя на него.
– Что? Ах да! Конечно. Но это уже Ваши проблемы. Засим желаю здравствовать. Будьте здоровы, – он поворачивается и идёт было, но вновь останавливается:
– На случай, если Вы решите сбежать в Америку или вообще погеройствовать. У Вас есть мама и мы точно знаем что Вы её очень любите, – лицо его брезгливо корчится, – Терпеть не могу низкопробного шантажа, но ведь с Вами поганцами иначе нельзя!
Он снова было собирается уходить и снова задерживается:
– В качестве ответной любезности за аванс, – говорит он, приятно улыбаясь, – Не подскажете кого нынче поставят на ФСБ?
– Нет, – говорит Вадим. – Не подскажу.
– Почему? Обиделись? Зря. Ничего личного: бизнес и боле ничего.
– Понимаю, – говорит Вадим, глядя ему в лицо, – Ценю…
Говорить ему трудно:
– …однако любезность оказать не могу. Я знаю чего хотят миллионы, но я представления не имею чего хочет дюжина начальников.
– Ах, вот так оказывается?! Ну да. Естественно. Тогда всего наилучшего. Желаю успехов.
И он идёт прочь больше уже не оборачиваясь и помахивая черной тросточкой-указкой. Элегантный, прямой, весь в сером, уверенный, надежно защищенный и дьявольски довольный собой. Мелкий Лёпа уже поспешает следом. Не прощаясь и на ходу засовывая в карман свои ореховые щипчики.
Кешик
А вот Кешик задерживается. Поначалу он делает несколько шагов вдогонку начальству, но едва Эраст Бонифатьевич скрывается за кухонной палаткой, он останавливается, поворачивает к Вадиму своё рыжее лицо вдруг исказившееся как от внезапного налета зубной боли и не размахиваясь мягкой толстой лапой бьёт Вадима по щеке так, что тот моментально валится навзничь вместе с креслом и остаётся лежать с белыми закатившимися глазами. Кешик несколько секунд смотрит на него. Потом еще несколько на узкий белый конверт, оставшийся на столе без присмотра. Потом снова на Вадима.
– С-сука с-саная, – сипит он едва слышно.
Быстро засовывает конверт к себе в карман, поворачивается и тяжело бухая толстыми ногами скачет догонять своих.
Некоторое время Вадим лежит как упал, нелепо растопырив ноги. Потом в глазах его появляется смысл. Он начинает хоть как-то дышать и пытается повернуться набок, опираясь на локоть больной руки. Поворачивается. Освобождается от зацепившегося кресла. Ползёт. Встать он не может.
Вадим ползёт на локтях и коленях постанывая, задыхаясь и глядя только вперед на два ведра с нарзаном из источника, поставленные им с утра под тент хозяйственной палатки. Доползает. Кое-как садится и оскалившись погружает больную руку в ближайшее ведро. И обмякает, прислушиваясь к своей боли, к своему отчаянию, к опустошенности внутри себя. К своей бессильной ненависти слыша мрачное бархатное взрыкивание роскошного Jeep Grand Cherokee, неторопливо разворачивающегося где-то там, за палаткой.