Как стать испанским рыбаком

Симонян Станислав

– Да на хрена госденьги трогать, у меня зарплата, как у Ротшильда, а тратить некуда. На свои куплю, так вообще лучше и безопасней будет, если кто из твоих стучит, то всё в порядке, Посол может в нерабочее время выпивать с друзьями. А всё-таки давай, ты купи алкоголь, а я вечером деньги отдам, а то как-то неудобно на посольском мерседесе с флагом водку в багажник грузить.

– Всё. Договорились. Жди на выборы толпу волосатых хиппи.

Всю ночь на русской яхте звучали специально подобранные советские песни, волосатые хиппи пьяно спорили, кто придёт после второго срока Путина, а весёлые девушки в разноцветных купальниках наперебой соблазняли резко помолодевшего шестидесятилетнего Чрезвычайного и Полномочного Посла Российской Федерации, отплясывавшего на палубе в фирменном спортивном костюме с надписью «Россия – вперёд!».

В

Тунис мы пошли вчетвером: друг хозяина с девушкой, моя девятилетняя дочь, приехавшая из Питера на каникулы, и я. Переход не казался сложным – сто миль до итальянского острова Лампедуза и столько же до побережья Африки. Вышли под вечер, чтобы на следующий день прийти на Лампедузу, дабы не тыкаться впотьмах у незнакомого берега в поисках стоянки. Дочь впервые шла в столь длинный переход и, в принципе, о море ещё ничего не знала.

Стемнело. Огни Мальты скрылись за горизонтом, ветра почти не было, но откуда-то появилась небольшая волна. С каждым часом лодку всё заметней раскачивало. Зная старинное морское правило «Не бойся волны – бойся ветра», я не придал этому значения, но на всякий случай укрепил всё, что может сорвать, и подготовил штормовой парус. Всё-таки волну что-то должно было разогнать, сама по себе она появиться не может. Часам к двум ночи волнение уже превысило пять баллов и имело направление строго по курсу, проще говоря – «в морду». Лодка с трудом взбиралась на трёхметровую волну, резко переваливалась на гребне и, как на скейтборде, стремительно скатывалась вниз. Ночь была ясная, звёздная, и, к счастью, взошла полная луна, прекрасно осветив неспокойное море. Тут ударил шквал. Сила ветра росла от двадцати до сорока узлов, и мы влетели в восьмибалльный шторм. Обычные сухопутные люди, смотря прогноз погоды, часто удивляются, когда сообщают: «Высота волны – 6 метров», но не подозревают, что волна измеряется не от подножья, а как бы с нулевой отметки, то есть от уровня спокойного моря. А когда лодка скатывается к подножью волны «в яму», перед тобой оказывается стена высотой в двенадцать метров – это четырёхэтажный дом. Из парусов на яхте был установлен только «носовой платок» – маленький штормовой парус, нужный при встречном ветре больше для балансировки, нежели дающий какой-то ход. Вся надежда была на двигатель.

Мои пассажиры укачались давно, даже я к этому времени пару раз «покормил рыб». Друг хозяина, человек не чуждый морю, мужественно стоял со мной в кокпите, мокрый от брызг, с распухшим от солёной воды лицом. На случай аврала или аварии, должен был броситься помогать. Его девушка от ужаса зарылась под одеяло в каюте и тихо скулила. Дочь сидела в салоне и обессиленная пыталась бороться с тошнотой. Впервые попав в шторм, ребёнок не понимал, что может случиться что-то страшное, для неё страшней – запачкать диван рвотой, это же стыдно. Автоматика в таких условиях почти не работает, нужно управлять руками, руль на яхте большой, колесо – полтора метра в диаметре, и отпустить его нельзя ни на секунду. Волна бьёт по перу руля, ветер жмёт на рангоут, рулевой постоянно крутит руль и, взлетая на гребень волны, имея две-три секунды, пока лодка не скатится в пропасть, должен рассмотреть, что там впереди.

– Катя, не держи, возьми пакет и выбрось всё из себя, сразу станет легче! – крикнул я дочери, увидев в проёме люка сильно побледневшее лицо. – И сделай это два-три раза! К счастью, дочери, лет до 11, ещё признают авторитет отца и быстро подчиняются. Через десять минут щёки у неё заметно порозовели.

В борьбе со стихией прошло ещё два часа, пассажиры были вымотаны качкой, но встречный ветер и волна сильно тормозили ход, впереди была ещё половина пути. Есть одно лекарство, но это отнюдь не «Драмин», таблетки от укачивания – это обычное снотворное, вызывающее вялость и сон, во сне вестибулярный аппарат успокаивается и меньше реагирует. Не более. Проверенное лекарство – алкоголь. Нет, не

напиться, в совсем небольших количествах алкоголь снимает болезненную психомоторику, успокаивает, на некоторое время исчезают рвотные позывы, и организм отдыхает, через час – полтора можно ещё добавить.

– Спускайся на камбуз, возьми в холодильнике три банки пива, одну, хоть силой, заставь выпить свою рыдающую подругу, другая – тебе, а третью дай моей дочери! – заглушая рёв ветра и снастей, прокричал я напарнику.

– Моя пива не пьёт, худеет, – начал бормотать он, – а не рано твоей девочке бухать?

– Твоя уже похудела килограмма на три, заставь, иначе в обморок свалится, скажи, что приказ капитана. А с дочерью я сам разберусь.

Через минуту в люк высунулось неимоверно удивлённое лицо Кати.

– Папа, ты в своём уме, это же пиво, мне нельзя, я ребёнок…

– Выпей треть банки, не больше, остальное отдай мне. Сейчас разрешаю, станет намного легче.

Лекарство сработало. Подруга перестала скулить и заснула. Дочь, получив первый в жизни допинг, даже попыталась вылезти наружу и посмотреть на вакханалию волн, но, получив доброе ведро воды в лицо, вернулась на сухой и мягкий диван.

Тут, по закону жанра, и подкралась серьёзная проблема.

Взлетев в очередной раз на гребень волны, я увидел судно, идущее пересекающимся курсом. Я шёл носом к волне и ветру, и изменить курс значило подставить борт, а это уже было смертельно опасно. Рассчитав угловые скорости, принял решение немного убавить обороты и дать кораблю спокойно пройти. По моим расчётам, я спокойно пройду по корме, когда он уже удалится на целый километр. Так и сделал: снизил скорость и, согласно правилам, вызвал по рации вахтенного штурмана, чтобы предупредить о варианте расхождения судов. Эфир на 16 канале (все корабли общаются в море именно на этом канале) не был пуст. В радиусе трёхсот миль находилось много проходящих судов, их мощные радиостанции добивали и из африканских портов, и даже из Сицилии. На мой запрос встречное судно ответило длинным эмоциональным текстом на итальянском языке. Даже можно было себе представить, как капитан жестикулирует, крича в микрофон. Я не понял ни слова. Снова и снова по-английски информировал:

– СУДНО, ИДУЩЕЕ КУРСОМ НА СЕВЕРО-ЗАПАД В ТРИДЦАТИ МИЛЯХ К ВОСТОКУ ОТ ОСТРОВА ЛИНОЗА, ЭТО ПАРУСНАЯ ЯХТА «ПОМОР», НЕ МЕНЯЙТЕ СКОРОСТЬ И КУРС, Я ПРОХОЖУ ПО КОРМЕ. КАК ПОНЯЛИ? ПРИЁМ.

В ответ неслись нескончаемые рулады итальянских слов. Положение осложнялось тем, что видеть ситуацию я мог только на вершине волны, как и говорил – несколько секунд, основное время или катился вниз, или взбирался наверх, без какого-либо обзора. Мы быстро сближались. В очередной раз забравшись на волну, я увидел, что капитан, или кто там был на вахте, сделал всё совершенно наоборот, судно сбросило ход, и теперь я целился ему точно в борт. Итальянские вопли смешались с моими английскими, никто никого не понимал. Я снизил ход до возможного максимума, ситуация становилась опасной, в любую секунду яхту могло развернуть бортом к волне.

Судно тоже снизило ход. Оно не собиралось меня пропускать, а как бы создавало аварийную ситуацию, в которой утону только я… и мой ребёнок.

– ГОУ! ГОУ! ФОРВАРД! РЕКТО! СПИД! РАПИДО! ДОЛБАНЫЙ МАКАРОННИК! – заорал я в микрофон, прибавив с десяток русских эмоциональных выражений. В ответ, на мой взгляд, лились ровно те же самые выражения, но непонятные мне.

– ПАРУСНАЯ ЯХТА У ОСТРОВА ЛИНОЗА, ОТВЕТЬТЕ ТАНКЕРУ «КОЛЫМА»! – вдруг произнесло радио на чистом русском языке. Голос был сонный, ленивый и совершенно не вписывался в эмоциональный накал.