Как убить рок-звезду
Шрифт:
– Ну вот. Наконец-то ты услышишь. – Вера погладила меня по плечу. – Майкл нервничает. Он очень хочет, чтобы тебе понравилось.
Я тоже нервничала, но совсем по другой причине.
За несколько минут до появления группы из-за кулис вылетела вызывающе красивая девушка с губами цвета каберне и волосами как у Медузы Горгоны. Она, как ракета, пронеслась по ступеням и выскочила из зала.
– Вот это да! Что-то у нее не очень радостный вид, – сказала Вера. – А с другой стороны, кто бы радовался, встречаясь с Полом?
Я издала горлом неясный
– Уважаемые любовницы Пола Хадсона, – воскликнула Вера, обращаясь в пространство, – бросьте это, пока не поздно!
Большинство посетителей бара поднялись наверх, чтобы послушать музыку, но все-таки зал был на половину пуст, когда погасли огни и на сцену вышел Майкл. Он увидел Веру и улыбнулся ей коротко и довольно небрежно. Образ рок-звезды не допускал открытой демонстрации семейных привязанностей.
Я показала ему язык, а он мне – средний палец.
– Правда он сексуально выглядит? – спросила Вера.
Майкл в этот момент подключал свою гитару к усилителю и крутил кнопки настройки с отчужденно-спартанским видом, на мой взгляд, далеким от сексуальности, но я была рада, что Вера думает иначе.
– Еще одна причина не уходить из группы, – воспользовалась я шансом.
– Отстань. – пропищала она.
Следующим пришел ударник. Вера сказала, что его зовут Анджело, и в ее голосе слышалось неодобрение. Он пил пиво из банки, зеркальные очки закрывали его глаза, и группа девушек засвистела при его появлении. Он напоминал какого-то серийного убийцу, не помню, как его звали.
За ним вышел Бёрк – бас-гитарист со светлыми волосами и детским лицом.
– Оливер Твист, – прошептала Вера, – правда похож?
– Понятия не имею, как выглядел Оливер Твист.
Пол появился последним, вызвав довольно дружные аплодисменты в зале. На нем были брюки от зеленого костюма и футболка с надписью «Хрен тебе, мистер Винкл!».
– Надо отдать ему должное, – заметила Вера, – он точно знает, как расположить к себе нужных людей.
На шее у Пола висел черный «Гибсон», в руке была бутылка воды. Он подошел к микрофону и наклонил его к себе.
– Спасибо, что пришли, – сказал он своим мнимозастенчивым голосом, приветствуя группу фанатов перед самой сценой – двух парней и девушку, которые выглядели так, будто сбежали из дома.
– Они приезжают поездом из Нью-Джерси каждый четверг, – объяснила мне Вера. – Они на него молятся.
Пол прочищал горло и, щурясь, шарил глазами по залу, пока не нашел меня.
– Первая песня, – объявил он, глядя мне в глаза. – Мы не очень долго ее репетировали, но все-таки попробуем сыграть.
Он подмигнул мне, и Вера немедленно разволновалась.
– Он что, тебе подмигнул?
Мне удалось избежать ответа, потому что группа заиграла широкую и проникновенную импровизацию на тему «Дня, когда я стал призраком». Я сидела на краешке стула и слушала во все уши. Но следующие девять песен, написанных Полом Хадсоном, заставили меня встать и до конца концерта слушать стоя, забыв обо всем на свете.
Эта музыка не поддавалась определению. Если бы я писала о ней для журнала, я назвала бы ее продвинутым рок-н-роллом с гитарной основой. Но гитары у них звучали совсем по-другому. Это было симфоническое звучание. Молитвенное звучание. Музыка проникала так глубоко, что казалось, ее не слышишь, а ощущаешь телом. Она напоминала мне сон, который я часто видела в детстве: я стою на углу наглей улицы, потом подпрыгиваю, несколько раз взмахиваю руками и легко взлетаю в небо.
Наверное, только так и можно ее описать.
Звуковой эквивалент полета.
И еще голос. Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь пел так, как Пол Хадсон. Даже Дуг Блэкман – гениальный рассказчик, каждое слово которого было пропитано страстью и болью, мог только мечтать о таком голосе. Он звучал то высоко, то низко, то был наполнен глубоким и мощным, почти апокалиптическим чувством, то срывался в горячий фальцет, умоляющий о любви и надежде. Он казался слишком основательным для этого горла, легких или диафрагмы. Это пела душа.
– Кто бы мог подумать: такой маленький парень – и такой сильный звук, – сказала, наклонившись ко мне, Вера, когда он пел последнюю песню. Я не ответила ей и даже не повернула голову, боясь хоть на секунду оторваться от сцены. Неожиданно я страшно разозлилась. Уму непостижимо, что такие группы, как «66», выступают в огромных, забитых под завязку залах, зарабатывая тысячи долларов за вечер, а Пол Хадсон и, возможно, другие потрясающие музыканты должны играть в полупустых барах, лишь изредка удостаиваясь фальшивых комплиментов от Винклей, которые, по определению, не способны понимать настоящую музыку.
«Добро пожаловать в Америку», – сказал бы Дуг.
Я опустила стакан на стол с такой силой, что у него треснуло донышко.
– Я выйду на воздух.
На улице я остановилась перед соседним кафе и через витрину внимательно наблюдала, как смуглый бородатый мужчина ест сандвич с ветчиной, откусывая от него огромные куски и с трудом глотая. Кончик носа у него был в горчице, а в бороде застряли кусочки ветчины.
Мужчина запил сандвич глотком минералки, а я опустилась на колени прямо на тротуаре, прижала к ним голову и оставалась в такой позе, пока минут через десять меня не нашла Вера.
– Ну и ну, – сказала она. – Мекка у входа в клуб. Плохой знак.
Я встала, отряхивая юбку.
– Почему ты не сказала мне?
– Не сказала чего? Я говорила, что он талантлив. – В голосе Веры слышалась настороженность.
– Талантлив? Это не талант. Талант у Лайзы Минелли, которая умеет петь и одновременно бить чечетку. То, что я сейчас видела, – это опустошает. Это человек, умирающий на кресте. Спасение в си миноре. Выброс правды.
– Ради бога, Элиза! Это же музыка. Она должна не опустошать, а радовать. Помнишь: «Секс, наркотики, рок-н-ролл»? Вот так. И пожалуйста, не заморачивайся насчет Пола, сейчас это меньше всего тебе надо.