Как влюбиться без памяти
Шрифт:
— Я как раз собиралась позвонить и сказать, что я уже иду, но в этот момент Амелия обнаружила свою мать на полу, без сознания. Инсульт. Мы вызвали неотложку, но было уже поздно. Она умерла. Я не могла уйти и бросить Амелию одну. — На меня вдруг накатила страшная усталость. Я еле на ногах стояла.
Его лицо смягчилось.
— Я сожалею.
Ехать было недалеко, и всю дорогу мы проделали молча. В квартире он мрачно оглядел полупустые комнаты, голые стены и покрывало со Спайдерменом.
— Извините за убожество, — смущенно сказала я. — Это съемное жилье. А все мои вещи остались дома, в заложниках.
Он бросил свою сумку на пол.
— Все отлично.
— Адам, наш антикризисный план вам обязательно
— Поможет? — заорал он и достал из кармана помятый листок. — Этот чертов план — поможет? — Он изорвал его в клочья.
Мне вдруг стало страшно. Господи, я же его совсем не знаю. Пустить в дом совершенно незнакомого человека, к тому же психически, мягко говоря, неуравновешенного, о чем я только думала? Идиотка. Я отошла от него подальше, но он не обратил на это внимания.
— Именно из-за него все и произошло. «Звоните кому-нибудь из своего „чрезвычайного списка“, как только у вас возникнут суицидальные мысли», — так там сказано. Кто у меня идет в списке под номером один? Вы. Я позвонил. Вы не ответили. Вторым номером в гребаном списке должна бы идти моя девушка, а третьим — мой лучший друг, но их там нет. Моя мать умерла, а отец при смерти. И их в списке нет. В каковой связи переходим с следующему совету: «Сделайте что-нибудь, что вас порадует, как только у вас возникнут суицидальные мысли». — Он сжал обрывки списка в кулаке. — Поскольку я сегодня уже успел поесть и прогуляться, какие мне еще оставались радости? Я вспомнил, что мы проходили мимо детской площадки, откуда доносились веселые вопли, и подумал, что малюткам там охренительно радостно, так, может, они и меня, черт подери, слегка порадуют. И вот я сел там на скамейку, битый час просидел, ни хрена особо не порадовался, а потом заявились полицейские и стали спрашивать, а не педик ли я часом! Ясное дело, я взбесился, что он принял меня за извращенца, подглядывающего за детьми. Поэтому можете взять свой антикризисный план и засунуть его себе в известное место! — проорал он и швырнул обрывки в воздух. — Парень вашей подруги ее бросил, ее мать умерла, и у вас самой дела немногим лучше. Спасибо, вы показали мне, как прекрасна жизнь.
— Ну что уж так, — невнятно промямлила я.
Я пыталась себя убедить, что не надо его бояться. С одной стороны, мы, конечно, едва знакомы, но нельзя сказать, будто я его совсем не знаю. Я видела, он может быть и добрым, и романтичным, и веселым. Правда, когда он в ярости, поверить в это непросто. Потихоньку, чтобы Адам не заметил, я скосила глаза на дверь, прикидывая, смогу ли убежать от него. Да, я могу удрать. Могу позвонить в полицию, рассказать им, что произошло на мосту, как он пытался покончить с собой, и немедленно выйти из игры, потому что я ее проиграла. Все запутала и испортила.
Чтобы успокоиться, я сделала глубокий вдох и попыталась унять сердцебиение. Он меня ужасно напугал своими криками, мне трудно было сосредоточиться. Впрочем, он умолк и мрачно на меня уставился. Надо что-то ему сказать, что-то сочувственное. Ну да, и он опять взорвется от ярости. Нет, этого нельзя допускать. Он не должен терять самоконтроль. Если с ним что-нибудь случится, я этого не перенесу. Не здесь, не со мной, никогда.
Я прочистила горло и заговорила, сама удивляясь тому, как спокойно звучит мой голос:
— Я понимаю, вам было от чего прийти в ярость.
— Конечно, было.
Однако сказал он это уже без прежней злости. Кажется, тот факт, что я это признала, его немного утихомирил. И я тоже слегка успокоилась. Может быть, я все-таки справлюсь. Во всяком случае, имеет смысл попробовать еще. Нельзя так сразу сдаваться.
— Есть одно хорошее средство.
Я быстренько проскользнула мимо него,
— Идите сюда, — позвала я.
Он недоверчиво глядел на меня потемневшими, усталыми глазами.
— Ну что же вы, — уже более настойчиво произнесла я.
Мне не хотелось на него давить, но и поддаваться нельзя. Я взяла на себя ответственность, значит, он должен меня слушать. Он пожал плечами и неохотно подошел.
— Вот шесть яиц с именами тех, кто так или иначе прямо сейчас вызывает ваше раздражение. Швырните их — куда захотите. Размахнитесь и бросайте изо всех сил. Разбейте их всмятку. Избавьтесь от своего гнева. — Я протянула ему картонку с яйцами.
— Надоели мне ваши задания, — процедил он сквозь зубы.
— Прекрасно.
Я поставила картонку на стол и вышла из кухни. Хотя мне очень хотелось закрыть дверь в свою комнату, я этого делать не стала. Он воспримет это как нехороший знак. Поэтому я просто села на покрывало со Спайдерменом и уставилась в стену с магнолиями, где легла под лунным светом тень от оконной решетки, и стала думать, что же дальше. Передо мной стоит сложнейшая задача, и я понятия не имею, как ее решить. Надо как-то заставить его обратиться к психотерапевту. Я стала думать, как же это сделать. Притвориться, что мы идем в другое место и затащить его в клинику? Не сработает, да к тому же, если я его обману, он вообще перестанет мне доверять. И никогда больше не прибегнет к моей помощи.
Впервые с тех пор, как мы с ним заключили наш уговор, я всерьез засомневалась — а по силам ли мне это? И когда представила себе, что он приводит свою угрозу в действие, мне стало так плохо, что я еле успела добежать до туалета, где меня буквально вывернуло наизнанку. Закрывшись там на два оборота, я включила воду в раковине и долго плескала себе в лицо холодной водой. Потом испугалась, что опять бросила его одного, и поспешила на кухню. Стоя в дверях, я всматривалась в темный сад, заброшенный с тех пор, как умерла моя двоюродная бабушка Кристина, у которой все росло словно по мановению волшебной палочки. Сейчас там не росло ничего, кроме травы, да и ту последние лет десять никто не подстригал. Я вспомнила, как бабушка угощала нас клубникой прямо с грядки. У нее всегда были свежая зелень, чеснок и дикая мята, которую она любила класть в чай, потому что это полезно. Бабуля стояла у меня перед глазами как живая: в соломенной шляпе, защищающей лицо от солнца, она собирает крыжовник на варенье. Загорелые морщинистые руки ловко обирают куст, а Кристина рассказывает мне хриплым, задыхающимся голосом (у нее была эмфизема, от которой она потом и умерла), как это самое варенье делать. Теперь это уже и садом назвать трудно, но я помню его тем, прежним, помню ясные солнечные дни и ощущение теплой, уютной заботы, исходившей от бабушки. Но сейчас стояла холодная темная ночь, и на душе у меня было муторно и тоскливо.
Свет сквозь проем кухонной двери падал на садовую дорожку. Адам задумчиво смотрел на картонку с яйцами, тщательно выбирая, какое бросить первым. Наконец он взял одно, хорошенько размахнулся, выкрикнул что-то нечленораздельное и швырнул его вдаль. Яйцо с чмоканьем разбилось о каменную стену. Он удовлетворенно кивнул и подошел к коробке за вторым. Снова размахнулся, заорал что-то, и снова раздался тот же звук. Он еще раз подошел к коробке, потом еще и еще. После чего стремительно вбежал в дом, ринулся в ванную и захлопнул за собой дверь. Я проскользнула к себе в спальню, чтобы не маячить перед ним. Он пустил воду в душе, и до меня донеслись отчаянные, яростные всхлипы.