Как все начиналось
Шрифт:
– Ну ладно, девоньки, ладно. Обсудим потом, а сейчас кушать, есть или жрать. У меня после таких разборок всегда аппетит просыпается, – подытожил гном мою тираду.
Всемером мы зашли в харчевню. Хозяин, усатый, дородный дядька, чуть не обмер:
– Ох, какие гости, какие гости, а доченька-то моя, Алёнка, на вас, касатиков, пошла полюбоваться, а тут вы сами и пожаловали. Честь-то, какая, честь, – запричитал он.
– Лучше дверь на засов запри и ставни закрой, – гаркнул совсем уже пришедший в себя гном, – а то весь твой сарай разберут на прутики. Ну, девоньки, давайте знакомиться, – обратился он к нам, когда мы все расселись
– Ася, а это Динара, – представила я оторопевшую от такого нежданного счастья подругу.
– Угу! – поддакнула она, съедая глазами четырех красавцев.
– Аспид, – важно представился гном. – Я импресарио этих орлов.
– Чего? – не поняла я, гном махнул рукой: дескать «неважно».
Мальчики дружно молчали. «Бойцы, ну представьтесь же!» – скомандовал Аспид. Очевидно, бойцы умели только петь, но не говорить, или же берегли горло для новых концертов.
Через несколько минут принесли закуски и выпивку, от вина мы вежливо отказались, а вот курочку в маринаде, да огурчики уминали с удовольствием.
Динарка не сводила влюблённых глаз со своих кумиров, гном громко чавкал и икал. С улицы стали доноситься приглушённые голоса и стуки в закрытые ставни поклонниц «Весёлых Баянов». Это совсем не располагало к трапезе. От одной мысли, что счастливых у нас не любят, а потому сильно бьют, аппетит исчез, а в понимании этих девиц, мы с подругой сейчас были самыми счастливыми на всем белом свете.
Я начала тянуть Динарку домой, но та упиралась и не хотела прерывать своего блаженства. Все же после того как парни нацарапали по кресту на своих лубяных изображениях, она обречено сдалась.
Совершенно счастливая и окрылённая с обновой подмышкой я влетела в лавку.
– Марфа, – заорала я с порога, – я купила!
Завёрнутые в коричневую бумагу лежали эльфийские сапожки. О том, как я их приобретала, будут складывать легенды: такого хамства народ ещё не видел. Эльфы по природе своей жаднее гномов, торговаться с ними бесполезно ещё и потому, как языка они не знают.
Но со мной этот номер не прошёл!
Желая заплатить хотя бы на медяк меньше, я орала до хрипоты, что мне обманывают, и этот хлам таких денег не стоит. Эльф от неожиданности едва не поперхнулся и, тыча пальцем в кульки, предлагал мне их вернуть. Через пять минут он ещё молчал и пытался вырвать сапоги из моих рук. Через десять он орал мне в лицо на своём эльфийском, а через пятнадцать минут вспомнил весь запас словенского мата. Потом ещё прохрипел пару слов и потерял от злости голос. Тут я проявила редкостное радушие и предложила ему купить в нашей лавке микстуру для горла с огромной, почти пятидесяти процентной скидкой. Эльф, очевидно, ничего не понял, но как-то покраснел, оскалился, не долго думая, я решила исчезнуть, пока он не набросился на меня с кулаками.
Звякнул колокольчик на входной двери, я спрятала в стол свёрток с сапогами. На пороге стоял Иван Питримович Петушков. Выглядел он отвратительно, помятое лицо радовало глаз разбитой губой и опухшей переносицей. Судя по всему, синяки он получил уже после дуэли. Глаза красные, похмельные. Он постоянно сморкался в платочек и кашлял в рукав.
– О, милая дэвушка, – прогундосил Ваня, потом замолк, посмотрел сквозь меня жалобным взглядом и громко чихнул мне в лицо. Я непроизвольно обтёрлась шалью и постаралась отойти на шаг назад.
– Помогите! – прошептал он тихо. – Эта простуда,
– Ну, да, – я изобразила на лице заученную улыбку и достала с полки бутылку с настойкой. – Вот, три раза в день после еды.
Петушков буквально вырвал из моих рук лекарство и нежно прижал его к худой груди, полез в кошель за золотыми, и тут его взгляд уткнулся в семь ярких звёздочек сверкающих у моего пальца. Он вытянул губы трубочкой и сморщил лоб, пытаясь, что-то вспомнить. Я быстро убрала руку с прилавка, но не тут-то было: память к Ивану возвращалась семимильными шагами.
– Ты! – зло прохрипел он и закашлялся. – Ты мне губу разбила!
Явное несоответствие сказанного с действительным немало удивило меня. Я, конечно, могла бы попробовать разбить ему лицо, но я же не допрыгну до его физиономии!
– Сам виноват! – заявила я, вырывая у него бутыль с лекарством.
– Отдай! – Ваня потянул ко мне длинные худые руки, и снова закашлялся. – Недоучка чёртова! Я все про тебя знаю!
– Что ты про меня знаешь? – рявкнула я, злясь.
– Тебя из Училища с позором выгнали!
– А ты был троечником!
– Что здесь происходит? – раздался со второго этажа Марфин голос.
– Ничего! – крикнула я в ответ. Не хватало ещё, чтобы Лукинична узнала о нашей дуэли и о проведённом в карцере вечере. Ну, держись Иван Питримович Петушков! Я искренне улыбнулась адепту, конфузя того до слез. Достала с полки малюсенькую баночку с самым сильным известным мне слабительным и протянула ему:
– От кашля, бесплатно, в знак примирения.
Ванятка так обрадовался бесплатному лекарству, что сам широко улыбнулся и принял бутылочку.
– Прощаю! – гордо бросил он через плечо, и вышел из лавки.
«Простишь меня, когда ни кашлять, ни икать, ни дышать не сможешь!» – ухмыльнулась я про себя.
Глава 2
Одинокий мальчик
Чёрный коридор, странные неровные тени от свечей где-то впереди. Холодный ветер и плач, плач ребёнка. Волосы прилипали к лицу, я пыталась убрать их дрожащей рукой. Я металась по коридору, ища выход, я шла на крик, это был крик маленького мальчика. «Ты где?» – звала я его, но ребёнок не слышал и продолжал плакать, как от боли, как от страха. Я хваталась за холодные скользкие стены, сердце сжималось от тоски и гнева, словно это маленькое плачущее существо было тем единственным, которое я люблю на этом свете. Поднялся ветер, заглушая плач, кто-то приближался сзади, удар в спину…
И я проснулась. Обнаглевший кот, решив, что я занимаю слишком много места на кровати, упираясь спиной о стену, пытался лапами спихнуть меня. Мой Кузя был размером с добрую дворнягу, поэтому с ним не поспоришь. Едва не растянув руку, я попыталась схватить его, за что была сразу же укушена.
Я села на кровати, меня колотило, а ночная рубаха стала мокрая от пота. С отвращением я стянула её через голову и бросила на пол. Что-то было не так с моим сном. Но что? И тут я поняла: всю свою сознательную жизнь, каждую ночь во сне я летала над зеленой долиной, над синей рекой… Всю жизнь, но только не сегодня! Я испугалась, что со мной случилось? Что произошло? Чей это был ребёнок? Даже недолго проучившись в Училище, я не сомневалась в том, что большинство снов вещие. Мне стало страшно и холодно, даже в натопленной комнате.