Как я хотела родить ребенка. Сборник рассказов
Шрифт:
***
В пятом часу вечера лучи заходящего зимнего солнца уже потухли и не коснулись окон затемненного верхушками сосен нейрохирургического этажа. Уютный, предвечерний полусвет разлился по его коридорам, сливаясь с электрическим светом ламп и постепенно наполняемый звуками вернувшихся из послеоперационной палаты и после обеденного сна.
В отдельную платную палату, в которой лежал только что привезенный из реанимации больной, вошел нейрохирург Виктор Павлович.
Душа не лежала заходить сюда, потому что состояние больного он
– Слушаю вас, Мария Ивановна!
– Это я Вас слушаю, доктор, – тихо и спокойно произнесла Мария Ивановна – невысокая с необычайно тонкой для ее возраста фигурой моложавая женщина. Голос ее был тускл и безволен, по-видимому, и слезы, и слова были выплаканы за эти десять дней, и теперь она ждала только приговора.
– Ну, что ж, честно, как привыкший к горю хирург, – начал Виктор Павлович, – Успокоить мне вас нечем. Диагноз вы знаете – обширный инсульт. Жизнь удалось спасти. Мозг – нет! Дальнейшие действия бесполезны, вынужден Вашего мужа выписывать.
– А зачем тогда было спасать жизнь? – также тускло заговорила Мария Ивановна.
Виктор Павлович не удивился, он знал эти разговоры.
– Это мой долг, моя задача, как врача, – дежурно сообщил он.
– Он теперь будет овощ?! – без обиняков, но, уже поднимая голос, спросила женщина.
– Энцефалограмма показывает ноль! – Пожал плечами врач, – Обнадежить Вас нечем.
– А бывают счастливые случаи? – с какой-то детской надеждой спросила Марина Ивановна.
– История знает такие примеры, – пожал плечами Виктор Павлович. – Но редко.
Он знал, что сейчас начнутся вопросы последней надежды. И точно.
– А он понимает, чувствует, что происходит, что я ему говорю.
– Нет, – стараясь говорить как можно короче, жестко ответил врач. Энцефалограмма – ноль,
Если бы женщина перешла на крик, если бы, как обычно в таких случаях бывает, раздался бы истеричный плач, слезы, и даже если бы она начала биться головой о стенку, Виктор Павлович привычно бы принял все это, но Мария Ивановна ничего этого не сделала. Она как будто застыла в своем теперь уже навсегда горе.
– А жить он будет долго? – неожиданно спросила она.
Виктор Павлович пожал плечами.
– Прогнозов не даю, – долгожителем он, конечно, не будет, но может прожить достаточно много лет. Ему ведь сорок пять?
– Да, подтвердила женщина.
– Ну вот, – организм молодой, – все показатели у него без патологических изменений… Конечно, никто не знает, как организм будет справляться с новым состоянием, к тому же могут появиться, другие новообразования. Ну, трудно спрогнозировать жизнь и здоровье человека.
– Значит, мне теперь жить с живым трупом? – также безвольно то ли спросила, то ли сказала Мария Ивановна.
– Это ваш муж.
– Теперь труп, – и вдруг запричитала, наконец, – Зачем вы его спасли?!
– Виктор Павлович молча ждал. На самом деле он и сам давно не понимал, зачем спасал жизнь таких людей. Которая, не нужна ни жалкому больному, ни его семье, ни кому.
Но, конечно, никогда и не с кем не делился такими мыслями.
– Это мой долг, – говорил он.
– Ваш долг – не мучить таких людей, не превращать жизнь их семей в ад, – кричала женщина.
И вдруг остановилась, и тихо проговорила, – Доктор, а если….
Виктор Павлович понял и сразу оборвал:
– Нельзя. Эвтаназия у нас запрещена.
– Ну, а отключить как-то… Я понимаю, это по заявлению родственников, но я готова написать.
– Отчего отключить? Он не подключен к системе жизнеобеспечения, организм здоровый, справляется сам. Все! – взорвался он, такие вопросы решаются без меня. Завтра его выписываем! И помолчав, добавил:
– С угасшим мозгом, но здоровым. Это будет отражено в документах. Не делайте глупости!
… Виктор Павлович шел по коридору. В голове его все колотилось. Не первый раз вел он такие разговоры, не первый раз видел убитых горем родственников, которым завтра предстояло начать новую, как он сам считал, ужасную жизнь.
Не первый раз он задавал и сам себе вопрос: в чем долг врача? В том, чтобы продолжить эту никому не нужную жизнь или прекратить ее, если человека практически нет? А есть только бесполезное тело, которое нужно много лет кормить, обтирать, выносить из-под него фекалии, смотреть на него, бывшего когда-то любимым, родным и мучиться, что этого уже нет, но вот напоминание, безобразное теперь тело всю жизнь будет стоять перед глазами!
Морг в квартире!
Да, не понимал. Но делал. Потому что таковы правила. И законы, составленные из человеколюбия.
Как жесток ты, о, боже!
…. Ночь застала Марию Ивановну, молодую еще женщину, сидя на стуле у постели теперь уже навсегда спящего мужа. Для которого уже никогда не будет ни уютного вечера, ни солнца, ни луны, только одна вечная, беспроглядная ночь.
Спит Мария Ивановна. Набирается сил на долгую и мучительную теперь жизнь.
Завтра их выписывают.
И одно за другим гаснут окна.
***
Светятся вечерние окна больничных корпусов, бликами сияет в стеклах солнечный зимний день, гаснут, и тускло светят дежурными лампами комнаты палат.
Меняются жители этого дома – временно населяющие его пациенты, только не меняются врачи, проводящие здесь свою долгую жизнь, за каждым окном пройдут свои истории, свои трагедии, свои радости…
Много происходит и все забывается. И только старенькая медсестра, работающая здесь с самого основания, пишет по своим дежурным ночам свою книгу, где записывает эти истории, эту жизнь.