Шрифт:
Несколько десятков новобранцев стояли строем супротив старинного здания штаба. Это было печальное зрелище — лысые головы отсвечивали незагоревшими бритыми затылками, новенькая синяя безразмерная роба с погонами "Ф" на плечах полностью обезличивала каждого человека, делая всех похожими на инкубаторских цыплят. Дверь штаба открылась, и на порог вышел офицер: — Здравствуйте товарищи матросы! — Бе-ее-е-з-драв-бля-на-буй-привет… — проблеяла толпа. — Та-ак! Значит и здороваться не умеем? Ничего, за три года Вас научат здороваться… (блин, — подумал я, — неужели я только за этим здесь, чтобы хором орать "привет" всякому кретину в погонах?)…, а сейчас мы с Вами познакомимся и распределим Вас по учебным группам. Итак, в первую группу по специальности "электромеханик мобильного ракетного комплекса" будут зачислены следующие товарищи:…, Стормин…. Стормин! — Я! — Спите, батенька… Чевой-то ты такой невеселый? Веселее надо быть! — офицер расплылся в улыбке алигатора. После переклички и распределения, нас разделили по группам. К нашей группе из пятнадцати человек подошел тотже офицер в компании с парнем, как и все мы одетый в робу, но вместо букв "Ф" у него на погонах сияла большая золотая полоса, а сама роба была хорошо подогнана по фигуре. — Так-так… Это значится у нас хто? А это наши родные электромеханики… Молодцы! Орлы!.. Кстати, орлы, а кто-нибудь из Вас раньше с электричеством дело имел? — офицер задумчиво окинул строй, ворочая своим тридцати килограммовым лицом, — что, никто даже лампочку никогда не вкручивал? — Я вкручивал, — сказал паренек на шкентеле строя. — Вы?… Отвечать надо так: матрос Пупкин! Вкручивал лампочку! Ясно? — Ясно… — Hу, так где ты и что вкручивал? — В коровнике… Я вообще-то оператор… — О-о! Оператор! Это хорошо, товарищ оператор. Вы все к концу срока
… — Объявляю распорядок дня: подъем в пять-тридцать, Через пять минут построение у входа в казарму, затем кросс пять километров, занятия в спорт-городке с инструктором, потом душ и уборка, после завтрак: съесть советую все независимо от гастрономических пристрастий. После завтрака — в 8-50 построение на плацу для подъема флага и наказания недобежавших во время кросса… В 9-10 начало занятий в классах учебного центра… В 18–00 ужин и личное время: можете пойти в библиотеку, спортплощадку или посмотреть фильм по-выбору большинства присутсвующих в клубе. В 20–30 всем стоять в строю на плацу — вечерние строевые занятия, в 21–00 все дружно смотрим телевизор — программу "Время". Затем уборка и ночные тренировки, поверка. В 23–30 отбой — всем спать на правом боку — не нагружать сердце, ваше здоровье принадлежит Министерству Обороны… А сейчас все строем идем на беседу с дохторами-психуятарами. И если кого признают больным, лечить буду я сам! — старшина хищно ухмыльнулся.
Мы стояли вдоль стен коридора, ожидая своей очереди на прием к "дохтору-психуятору". Тест устроен был хитро: те, кто его прошли, выходили из другой двери в зал, и мы не могли знать в чем состояли задания тестирования… — Следующий! — главстаршина Козлов пристально посмотрел на меня… — Фамилия? — молодая девушка достала чистый бланк. — Стормин Андрей Иванович. — Я спросила только Вашу фамилию, почему Вы называете и имя с отчеством? — А я… А я — дурак! Мне нельзя здесь служить, я могу запросто развязать третью мировую войну. Я этот, который "юный поджигатель холодной войны"… Такому как я нельзя доверять не только оружие, но и вилку в столовой… — меня капитально несло, опыт ролевых игр, устраиваемых мной вместе с однокурсниками по творениям Мастера дал о себе знать… Девушка зажала ротик рукой, покраснел и вдруг в голос захохотала. В кабинет заглянул главстаршина: — У Вас все в порядке? — … в полном… все… — утирая слезы тыльной стороной ладошки, девушка пыталась перестать смеяться. Мое же лицо выражало безмерную скорбь, как-будто страна только что похоронила Ленина. — Тогда я могу его забрать? — Козлов не дожидаясь ответа врача сказал мне: — Постой вместо меня, меня командир роты вызывает….. Я стоял у двери в кабинет с выражением истукана на лице. Новые приятели-сослуживцы пытались выяснить, что и как там проверяют. Ваня Тайстра (тот, который оператор машинного доения) громко сказал: — Ну ты человек или нет? Ты можешь мне, своему новому другу, сказать, что там надо делать? — … Только тебе и как другу. Там ищут этих… Которые мандавошки… Насекомые такие… — Да?! — Ваня округлил глаза. — Заходишь и снимаешь штаны… — А чего баба ржала? Размер не понравился? — вмешался в разговор здоровяк по имени Николай. — Да уж какой есть… Только если хочешь чтобы вопросы не задавали, делай все быстро, понял Вань? — Угу, спасибо….. — Да Вы-ы-ы что-о-о-о???!!! — раздался из-за двери возмущенный девичий крик: — Как Вы посмели!!! — Да я… Да мне… — Стар-ши-на!!! Уберите от меня этого идиота… Из двери вылетел Ваня, на ходу застегивая штаны. Увидев меня, он заорал: Убью, гад!
Майор медицинской службы стоял на сцене актового зала клуба и очень здорово походил на артиста разговорного жанра: — … и вот я Вас спрашиваю, чем хуже та еда, которую дают в нашей столовой матросам от той, которую готовили Ваши мамки для Вас дома? Не так вкусно? Но вкус — дело су-гу-бо ин-ди-ви-ду-аль-ное…, - выговаривая эту фразу, майор густо вспотел, — … а посему это не аргумент! Товарищи матросы! Есть надо то, что дают. Вот тут один товарищ выразился, мол это конечно вкусно, но дома я бы это есть не стал… Стыдно, стыдно товарищ матрос! Ведь это что? Правильно! Это варенное сало, издревле народная еда! Я понимаю, что многие у нас не той национальности, которая должна быть… То есть не совсем русские, и даже совсем не украинцы — не хохлы! Но…, но! Если бы ваш Аллах служил в Армии, то он тоже бы ел сало — уверяю Вас!.. Да, это может быть трудно поначалу, может быть и несовсем привычно — есть сало в такую жару… но давайте не делать из еды культа, товарищи!.. Можно считать, что с этим вопросом мы покончили: жрать будете то, что дают. Теперь такой вот нелицеприятный факт: сегодня два новобранца устроили в медпункте такое…! Такое! Я выхожу из закрытой двери, и что я вижу? Я вижу что они… Они дерутся! Как пионэры! Я даже ушам своим не поверил, когда увидел. Опять же, все на национальной почве: один из них, не побоюсь сказать этого слова, — хохол по имени Иван Тайстра, а второй… второй…мэ-э-э… второй сказал, что он каракалпак Буратин Папакарлович Пинокян. Вот они субчики, полюбуйтесь: ведь оба русские — один хохол, другой… мэ-э-э… каракалпак…, а общего языка не нашли! Не нашли… Старшина Козлов, Ваши хлопцы? — Мои… — Забирайте и накажите… Чего стоите оба, как истуканы на острове Пасха? Пшли вон со сцены — садитесь в зале и слухайте лекцию о вреде неправильности и пользе гигиены… (мы спустились со сцены и, найдя свободные места, уселись слушать этот бред дальше. Старшина Козлов косился на нас многообещающим взглядом)… Теперь перейдем к главной и заключительной теме моего упреждающего Доклада про гигиену: Все Вы знаете, что у нас самый главный враг — это… Кто знает? — Империализм! — Империализм — это конечно да, но ненастолько, чтобы его бояться. Что есть страшнее? А страшнее американских и всех прочих империалистов, товарищи, грязные руки и немытые зеленые фрукты! Здесь же Крым, товарищи матросы! А это значит, что бывая в увольнениях Вы будете встречаться с всякого рода барышнями… И что? А то, что есть риск заболеть! Чем заболеть? Чем заболеть, я Вас внимательно спрашиваю? — Триппером! — кто-то выкрикнул из последнего ряда. — Не-ет, не триппером… Это не так страшно. От этого я Вас вылечу. Здесь наша армейская медицина сильна как никогда! Бицилин поможет нам, товарищи, держать порох и член сухими! А вот чем еще можно заболеть? А заболеть и тем самым подорвать боеготовность можно очень просто — достаточно в гостях у барышни съесть зеленое яблоко или зеленую морковку… Чего Вы ржете, как недорезанные басмачи? Дизентерея не дремлет! Кто начнет поносить, тот будет отвечать по всей строгости армейских законов! Сейчас Вам дадут расписаться в журнале о том, что Вы предупреждены об опасности массового заболевания дизентереей… Еще раз обращаю Ваше внимание — от варенного сала дизентереи не бывает. Всем есть варенное сало и не есть яблоки, траву и прочий бурьян!
— Мама, смотри, индейцы! — маленький мальчик восхищенно верещал и показывал на нас пальцем. Мы бежали "обычный утренний кросс" — от нашей воинской части к селению Первомайское и обратно, и как раз пробегали мимо стоящих на автобусной остановке и зябнущих от холодного утреннего ветерка с моря людей. На их фоне наше стадо, одетое только в ботинки и семейные военно-морские трусы, смотрелось как минимум странно. Впереди бежал старшина Козлов с шестом в руках. Этот шест служил для прыжков в высоту после кросса, но в данный момент очень сильно напоминал копье — оружие вождя племени. Дорога за остановкой резко поднималась вгору, что вызвало некоторую заминку — темп бега снизился. Ко мне подскочил мальчик с остановки и пытливо спросил: — Дядя, Вы — индейцы? — Да, мы все здесь индейцы. — А с копьем — это Чингачгук? — Нет, Чингачгук у нас сидит в ротной канцелярии. Он — Большой Вождь, у него как и у всех вождей — большой живот, поэтому он с нами не бегает. Ведь бегущий майор в мирное время вызывает смех, а в военное — панику… А впереди нас с копьем бежит младший вождь Сын Козла… — Разговорчики в строю! — главстаршина Козлов уже был рядом со мной: — Стормин, наряд вне очереди! — Есть, товарищ главстаршина! [$^^%!!!]
Очередной для меня "наряд вне очереди" за мой длиный язык заключался в хозяйственных работах в офицерской столовой. Командованием части мне был предоставлен осел, чтобы я с его помощью (+телега с огромной бочкой) вывозил отходы из полкового камбуза в свинарник. До свинарника было рукой подать — через плац, но ехать надо было вокруг всей части, так как проезд через плац был запрещён для всех, кроме машины командира части. Там даже знак висел такой: "Проезд всему транспорту запрещён, кроме машины номер "3758 CB". Чтобы не ездить вокруг части, и быстрее управиться с грязной работой, я на бочке нарисовал номер машины командира части и с чувством выполненного долга поехал через плац… На средине плаца произошла встреча на Эльбе — навстречу мне выехала машина командира… Конечно, меня "пригласили" к начальнику политотдела — надо же было выяснить, почему по священным местам ездят на ослах. Но я смог отмазаться — мол, я человек городской, с ишаками дел не имел (так как до Армии учился в институте, а не в военном училище); а осёл — не офицер, ему не объяснишь что надо ездить вокруг. Осел — скотина тупая (не то что отцы-командиры) и не знает, что нормальные герои всегда идут в обход. Он видит короткий путь — и прёт по нему… Меня всё равно наказали, но не сильно… Заставили чистить гальюн, который стоял огромным строением без крыши посреди части. Это было здание сродни крепости (на 50 посадочных мест), в него ходили ещё немецкие оккупанты… При этом, расчитан сей нужник был явно на летчиков, ибо только с высоты птичьего полета можно было нагадить кучи выше человеческого роста. Я и еще один провинившийся — это был парень с моей группы по имени Николай, загружали совковыми лопатами окаменевшее дерьмо в носилки и носили их за ограду воинской части. Протрудившись аки табун Сизифов порядка четырех часов, мы увидели, что такими темпами проводить ассенизацию можно до второго пришествия Изи Христа кучи отнюдь не уменьшились, а одна из них, которую мы разворошили, стала жутко вонять. Глаза здоровяка Николая налились кровью. Он взял лопату на-перевес и заявил: Сейчас пойду к штабу и убью первого, кто выйдет этой лопатой… Я бросился его успокаивать, мол все мы християне, а конюшни и святые чистили. Но положение спас Ваня Тайстра. Он возвращался из наряда по Арсеналу (оружейному складу) и его роба на животе подозрительно оттопыривалась. — Эй, Ваня! Иди сюда! — Чего?.. — А что это у тебя?… Ого! — сказал я, увидев у Тайстры взрывпакет для имитации взрыва. Такой взрывпакет загружают большим количеством песка и на учениях имитируют разрыв снаряда, дергая за очень длинный шнур-взрыватель. — Вань, а на хрена тебе это? Найдут, посадят. Это надо выкинуть…, - Николай задумчиво вертел взрывпакет в руках. Ваня, обиженно насупившись, уходил от нас в сторону казармы. Спорить с Николаем было бесполезно. Тем временем Николай набрал дерьма в загрузочную емкость взрывпакета, загрузил его на носилки, и потащили все это к штабу. Прячась в зарослях невысоких туек, мы положили взрывпакет вплотную к стене первого этажа у крыльца штаба, привязав дистанционный шнур-взрыватель к металлической решетке для чистки обуви на крыльце… не подозревая, что за нами наблюдает пара внимательных глаз. Это был Иван Тайстра. Обиженный тем, что у него отобрали взрывпакет, он решил проследить, куда мы его положим, в тайной надежде перепрятать и оставить себе… Вернувшись к нужнику мы опять взялись за лопаты, то и дело поглядывая в сторону штаба. Предчувствие нас не обмануло. Спустя пять минут прозвучал грандиозный взрыв…
— Сегодня днем матрос Иван Тайстра обнаружил взрывпакет, — командир роты офицер Чесноков пристально вглядывался в лица матросов, — для чего он это сделал, установит следствие… как к штабу попал взрывпакет — тоже… Но факт остается фактом: в загрузочной емкости взрывпакета оказалось дерьмо. Произошел несанкционированный командованием части взрыв. В результате все левое крыло здания штаба покрыто тонким слоем говна вплоть до окон второго этажа. Исключение составляет лишь то место, где стоял военнослужащий Тайстра. В этом месте на стене остался трафарет, который запечатлел позу данного матроса на момент взрыва… Сейчас Тайстра находится в больнице… ему оказывают медицинскую помощь по удалению дерьма из ушей… Просьба ко всем: если Вы обнаружите какой-либо предмет, будь-то даже урна или пьяный мичман Рябоконь, не трогайте! Не дай бог, взорвется, как я в глаза Вашим мамкам смотреть буду? Скажут, отдавали на службу здорового хлопца, а получили лысого и в говне…
Мы стояли в белой парадной форме на плацу напротив трибуны, напоминающей Мавзолей в миниатюре (мы долго гадали и решили, что видимо здесь похоронен труп юного Ленина). С противоположной стороны, за нашими спинами толпились родственники — все те, кто приехал посмотреть, как мы принимаем Присягу. Нас вызывали по-очереди, каждый четким строевым шагом подходил к трибуне и глядя в глаза командиру части и начальнику полит. отдела скороговоркой произносил текст присяги, смысл которой сводился к одному: "ежели я нарушу, то нехай меня посадят"… Старшина Козлов громко назвал фамилию очередного курсанта и сразу как-то внутренне напрягся: — Матрос Вячеслав Гольдварг! Славик Гольдварг, махая руками как метроном и совершенно не контролируя с испугу перемещение своих ног, по широкой дуге подошел к трибуне и начал: — … Ммм… Э-э-э… Пегед гицом свогих товагищей… Мммм… Клянусь! — и этим ограничился, от волнения что на него смотрит несколько сотен человек его заклинило. — Вы готовы до последней капли крови сражаться за Родину? — начальник полит. отдела спросил проникновенно в микрофон. — У-у-у… — проблеял Славик… — Родина у него не здесь, — неожиданно громко прошептал Ваня Тайстра, злой на Славика Гольдварга за вчерашний инцендент с одеколоном (Вчера Славик Гольдварг наконец-то получил по почте документы о том, что он страдает мочекаменной болезнью, и отнес их в санчасть. Ему предложили сдать повторные анализы, но тары для мочи не было — да и откуда ей взяться, если у нас почти не было личных вещей? Не нести же анализы в котелке? Поэтому Славик выпросил у меня флакон с остатками одеколона, тщательно вымыл его, наполнил мочой и поставил в умывальнике… Каково же было его удивление, когда он увидел Ваньку, который побрившись, тщательно втирал сей "одеколон" в свою физиономию)… — Родина у него в Тель-Авиве… — Тайстра, молчать! — оборвал Ваньку старшина Козлов… — Hу, шо, сынку? Ты готов послужить своей стране? — микрофон взял командир части капитан первого ранга Бакши, — ну кивни головой… Во! Мо-ло-дец!.. Козлов, давай следующего из своей группы… — Козлов, давай следующего из группы козлов, — прошептал я себе под нос. Стоявший рядом Николай покраснел от натуги чтобы не заржать в полный голос.
После принятия присяги был праздничный обед — нам выдали кроме двойной порции варенного сала еще и по десятку карамелек на брата — слипшихся от жары в противный шерстной комок — с волосами от мешка, в котором их хранили. Затем всех, к кому приехали родители, отпустили в увольнение до завтра. Моя жена не приехала — у нее были каникулы, которые она решила "посвятить стройотряду". Поэтому я пошел в казарму. Открывая дверь в пустое помещение, услышал стихи Блока… Это был старшина Козлов. Уютно расположившись в койке, он декламировал с закрытыми глазами еще несколько минут, пока не почувствовал постороннее присутствие. Резко вскочив с койки, Козлов улыбнулся и сказал: — Все Андрей, отслужил я свое… Завтра домой… А ты веселый парень. Но все же будь аккуратнее, все письма читает военный цензор, ты ее видел — баба из особого отдела… Так вот, говорят, она чуть лужу не напустила от смеха, когда прочитала твое письмо про старшину роты мичмана Пересадова.
Старшина роты мичман Пересадов был тем стихийным бедствием, на которое никто не обижался. Ведь не будешь же обижатьс на снег зимой и жаркое солнце летом. Так и с Пересадовым: он очень любил зтаиться в кустах возле матросской курилки и ждать, когда кто-нибудь из матросов назовет кого-нибудь просто по имени — вроде: "Петька, дай сигарету…". Это уже был криминал — назвать друг друга разрешалось только по званию и фамилии, типа: "Матрос Пупкин! Дайте прикурить!" Это было бы смешно, если бы не наказания — за обращение по имени, за разговоры на своем родном языке (отличном от русского, к примеру — на украинском) можно было схлопотать до 10 дней ареста… И вот пришел час расплаты: мы сидели в курилке втроем: я, Николай и Славик Гольдварг. Славик нам рассказывал, что он "за службу всей душой, но он ведь почками больной. К тому же он кривой, хромой, ну и с пробитой головой…". Вдруг из кустов, широко неся свою красную как у перезревшего гурона морду, выскочил мичман Пересадов: — А-а-а! Это Вы-ы-ы-ы! Вот что, чтобы я Вас не наказывал за то, что Вы не успели встать, когда я сюда тихо подошел, предлагаю Вам поработать на благо Родины. Ну как, согласны? — тон старшины роты возможности отказа не предусматривал. "Работой на благо Родины" оказалась погрузка огромного чурбака, когда-то служившего для рубки мяса, в мотоциклетную коляску. Сам Пересадов умелся куда-то по своим делам, дав нам на погузку 10 минут. — Бля!!! Утомила эта скотина, — сказал Коля после погрузки чурбака в колсяску. — Слушай, а странная конструкци… Полет инженерной мысли, достойной академика Патона! — высказался Славик, разглядывая гибрид из мотоколяски и мотороллера, — … а вот если открутить эти шурупы, то коляска должна отделиться как ступень у ракеты…