Как заарканить миллионера
Шрифт:
— Карлотта! — позвала Дорси, войдя в дом.
— Я здесь, Дорси! — донесся до нее голос матери. — На чердаке!
Теперь понятно, почему в доме не горит свет. Но что Карлотта там делает?
Невольно поморщившись — больше всего ей хотелось остаться в темноте, — Дорси зажгла лампу от Тиффани, бросила рюкзачок на вишневый бархатный диван. Пройдя гостиную — такую же стильную и женственную, как спальня Карлотты, — поднялась на второй этаж и вышла на лестничную площадку.
Вход на чердак был открыт: слабый желтоватый свет освещал лесенку.
— Привет! —
— Залезай сюда! Ты не поверишь, что я здесь нашла!
Не колеблясь, Дорси поднялась по шатким ступенькам. Карлотта сидела на полу в желтом круге света от единственной голой лампочки, окруженная мириадами танцующих пылинок — ни дать ни взять заколдованное царство. Вокруг громоздились всевозможные коробки, чемоданы и сундуки. Несколько глянцевых розовых коробок, что стояли перед Карлоттой, показались Дорси очень знакомыми.
— Вот это да! — воскликнула она, с улыбкой подходя к матери. — Ты нашла моих кукол!
Искренне радуясь открытию — по крайней мере, куклы отвлекали от мыслей о Линди, Адаме, Лорен и всем этом кошмаре, — она присела рядом с Карлоттой и провела пальцем по розовой картонной крышке, покрытой толстым слоем пыли.
— Не могу припомнить, когда я в последний раз играла в куклы, — с грустью проговорила Дорси. Голос ее предательски задрожал.
Хорошо было бы снова стать ребенком, маленькой девочкой, не знающей большего огорчения, чем порванное платье Барби…
— А я помню, — ответила Карлотта. — Окончив шестой класс, ты объявила, что выросла и детские игрушки тебя больше не интересуют. И мы убрали их на чердак.
Дорси кивнула:
— Верно. Теперь и я припоминаю. Мне было двенадцать лет, и я мечтала поскорее стать взрослой.
— Мне всегда казалось, что это глупо. Необязательно быть маленьким, чтобы играть.
— Знаешь, теперь я готова с тобой согласиться.
Достав из коробки куклу Барби, Дорси провела рукой по ее шелковистым искусственным волосам. Барби была одета в элегантное синее вечернее платье — работа матери, должно быть.
Дорси порылась в коробке в поисках более подходящего наряда.
— Что я вижу? — мягко улыбнулась мать. — Наша феминистка играет с Барби? Не вы ли вечно твердите, что Барби вредна для детской психики, что она вырабатывает у девочек завышенные требования к собственному телу и способствует возникновению анорексии?
Дорси отмахнулась и, найдя подходящий наряд, принялась раздевать куклу.
— Анорексия возникает по самым разным причинам. Но Барби тут ни при чем. Ты когда-нибудь слышала, чтобы я, глядя на Барби, говорила: «Хочу иметь такой же пышный бюст и такую же осиную талию!»?
— Ни разу, — ответила Карлотта.
— Вот видишь, — кивнула Дорси. — Кого интересует внешность куклы? Важно, во что ее одеть. И какую жизнь ей придумать. Помнишь, как мы с тобой сочиняли приключения Барби?
— Конечно, помню! — рассмеялась Карлотта. — Моя Барби
— Да, моя Барби спасала мир! — кивнула в ответ Дорси.
— А моя — просто жила. И наслаждалась жизнью.
Дорси задумчиво подняла глаза на мать. Та уже отложила солдата в сторону и теперь обряжала свою Барби в кружевной персиковый пеньюар.
— Карлотта!
— Что?
— Ты уверена, что тебе не подменили ребенка при рождении?
Мать улыбнулась в ответ.
— Совершенно уверена. С тех пор как ты вылезла из меня и подняла крик, я глаз с тебя не спускала.
— Правда? — Дорси чувствовала, как к глазам подступают слезы.
— Правда.
— Спасибо.
— За что же, милая? Тебе спасибо, что ты есть.
Сидя рядышком на полу, с полуодетыми куклами в руках, обе несколько минут не произносили ни слова. Наконец Дорси решилась:
— Сегодня я потеряла работу.
— В «Дрейке»?
Дорси кивнула. Она чувствовала на себе внимательный взгляд матери, но боялась поднять глаза.
— Работу в «Северне», наверно, тоже скоро потеряю. И еще, — добавила она, чувствуя, что больше не может держать это в себе, — еще я потеряла Адама.
Несколько секунд мать молчала. Затем спросила осторожно:
— Что случилось? Вы разошлись?
Дорси горько усмехнулась:
— Как мы могли разойтись, когда еще по-настоящему не сошлись?
— Может быть, расскажешь мне все с самого начала? — вздохнула Карлотта.
Дорси встретилась глазами со взглядом матери и торопливо, чтобы не успеть опомниться, выложила ей всю историю. О том, что произошло в кабинете Линди. Об откровениях хозяйки «Дрейка» и о том, как (точнее — никак) воспринял их Адам. О том, что теперь Линди грозит подать на нее в суд. Что Лорен Грабл-Монро грозит публичное колесование на потеху толпе.
Не рассказала она только об одном — что смертельно боится будущего, а одна мысль о жизни без Адама наполняет ее невыносимым отчаянием. Не рассказала, потому что это и так ясно. Она слышала нотки отчаяния и страха в собственном голосе — не сомневалась, что слышит их и Карлотта.
Выслушав печальную повесть до конца, Карлотта заметила:
— Во-первых, ни засадить тебя в тюрьму, ни привлечь к суду Линди Обри не сможет.
— Ты уверена?
— Абсолютно. Ты не сделала ничего противозаконного. Вот если бы ты опубликовала книгу, вывела в ней Линди под собственным именем и обозвала ее стервой — тогда да. Да и то сначала ей пришлось бы доказать, что она не стерва. И, ручаюсь, едва эта стерва вышла бы на свидетельское место, суд принял бы твою сторону.