Как жизнь, Семен?
Шрифт:
— Колбаса бяка? — недоверчиво переспрашивает она и задумывается. Потом они с Толькой садятся прямо на пол и оба аппетитно завтракают. Меня угостить Толька не догадался.
— Сейчас пойдем к бабушке Анне. Она тебе сказку расскажет, — начинаю я подготавливать сестренку, а то такой рев устроит, хоть уши затыкай.
— Длинную сказку?
— Самую длинную, какая бывает.
— А какая бывает?
Вопросам ее нет конца. Но вот готово. Таня одета. Мы идем к бабушке Анне и застаем ее очень расстроенной.
— Хуже, чем подшутил, посмеялся над старухой, — с обидой говорит бабушка Анна.
Он заявился к ней невыспавшийся, с распухшей щекой и сказал, чтобы она ровно через десять минут была у него. Бабушка Анна удивилась и стала спрашивать, что такое случилось и почему надо придти ровно через десять минут. На это дядя Ваня ответил, что любопытство не порок, а большое свинство.
И вот ровно через десять минут, снедаемая любопытством, она бежит к дяде Ване, рывком открывает дверь — и на нее обрушивается залп всевозможных ругательств.
— Старая кочерга! — кричит дядя Ваня. — Что, вежливость твою корова языком слизнула? Добрые люди сначала постучатся — и входят. А из тебя серость пошехонская наружу прет. Не видишь, я тут эксперимент произвожу?!
Он сидит на стуле перед дверью, держится рукой за щеку и раскачивается от боли. А на суровой нитке, привязанной к дверной скобке, болтается почерневший коренной зуб. Дядя Ваня надумал, как избавиться от больного зуба. Самому вырвать духу не хватило. Он привязал к скобе, бабушка Анна рванула дверь, и все получилось как бы не нарочно.
Дядя Ваня хоть и ругается, но по глазам видно, что «эксперимент» удался как нельзя лучше.
— Уж такой шутник — не приведи господь, — сокрушенно сообщает бабушка Анна. Потом, вспомнив, зачем мы пришли, торопливо говорит:
— Посижу с Танюшкой, как не посидеть. А вот уж уйду на пенсию, все время буду ее к себе забирать — и мне веселее. А сейчас я во вторую смену. Придешь, чай, к этому времени, не забудешь?
— Не забуду. Уроки кончатся — я мигом.
Бабушка Анна одобрительно смотрит на меня, она тоже чувствует, что я хозяин, все на мне теперь.
— Значит, ушла, сердечная, — говорит она о Вере и, указывая на Тольку, продолжает льстиво: — Его отца надо благодарить, на хорошее место устроил. Ткачи больше зарабатывают.
То, о чем говорит бабушка Анна, похоже на правду. Ни за что бы Вере не попасть в ткацкий цех, не будь там Алексея Ивановича. Рабочие туда не требовались, а Вера тем более: ей еще пока нет восемнадцати лет и по закону она не имеет права работать в ночную смену. Таких, как она, считают невыгодными работниками и берут неохотно, потому что им надо создавать особые условия. Но Алексей Иванович сказал Вере:
— Закон что телеграфный столб: перепрыгнуть нельзя,
И теперь Вера будет работать как все. Она очень довольна и говорит, что покажет себя, вот чуток пообвыкнет.
— Верно — его собираются выдвинуть кандидатом? — спрашивает Тольку бабушка Анна.
Тот пожимает плечами, ему ничего не известно.
— Уж такой подходящий — строгий и уважительный. Справедливости ему не занимать, — продолжает она льстить, не обращая внимания на то, что Толька смущается.
Раз бабушка Анна слышала, можно не сомневаться, что так и есть — быть Алексею Ивановичу кандидатом. Она дотошная до новостей. Правда, и впросак попадает, как, например, с диким человеком.
Мы оставляем Таню и идем в школу. Мороз щиплет щеки, скрипит под ногами снег. Чтобы согреться, катаемся по гладкой, раскатистой дороге. Здесь-то я не хозяин, солидность мне ни к чему.
В этот день я дежурный по классу.
На первой перемене только открыл форточки и собрался протереть доску тряпкой, в дверь просунулась мальчишечья круглая мордашка с челочкой на широком лбу и пропищала:
— Можно вас спросить?
— Попробуй, — отозвался я.
— Скажите, пожалуйста, вы будете Сема Коротков?
— Угу, — подтвердил я, начиная догадываться, в чем дело. — Заходи давай. Ты один?
— Не… мы все.
Мальчуган шагнул от двери и следом за ним, толкаясь, еще четверо, все такие же круглоголовые, с любопытными глазами. «Три мальчика, две девочки из первого „б“ класса, — вспомнил я, что говорил Лева Володской. — Народ куда как замечательный: то покажи, это сделай».
— Что же вам показать? — озабоченно спросил я.
Они переглянулись и засмеялись.
«Видали! — рассерженно подумал я. — Еще насмехаются!».
Я совсем не знал, как с ними быть.
— Может, вам чего-нибудь сделать?
Первоклашки сразу оживились, глазенки у них заблестели.
— Ага, сделать, — Сказал тот, что заглядывал в дверь. — Флажки на парту сделать.
— Это еще зачем?
Ребятишки опять переглянулись и уставились на меня явно неодобрительно: экий, мол, ты недотепа.
— Мы играем. Нет троек — флажок на парте; получил когда — спрятывай обратно, ставить нельзя, пока четверку не дадут.
— Молодцы! — искренне похвалил я и пожалел, что, когда учился в первом классе, такой игры не знал. — Будут вам флажки. На большой перемене сделаем временные, из бумаги. А потом настоящие принесу… Теперь говорите, кого как звать, познакомимся.
Круглоголовый, что, заглядывал в дверь, был, по всей вероятности, заводилой. Едва я пригласил знакомиться, он выступил вперед, ткнул пальцем себе в грудь и важно сказал: