Какая еще любовь?
Шрифт:
Она потянулась к ночному столику, но он обнял ее, и они оба повалились на кровать.
— Перестань, Молли. Перестань убегать. Не надо говорить. Не надо играть, даже в.карты. Давай просто побудем вместе. — Его дыхание было теплым. — Пожалуйста.
И только теперь Доминик поцеловал ее так мягко и нежно, что глаза Молли заволокло слезами.
Он принялся целовать ее губы, волосы, веки, подбородок.
Его руки ласкали ее, но не страстно, а нежно, и эта нежность сделала ее хрупкой, так что захотелось плакать.
Молли
Он расстегнул на ней пижаму и поцеловал грудь.
— Ты прекрасна, Молли. Ты прекрасна…
Молли закрыла глаза, стараясь не слушать. Не надо про внешность, Доминик. Пожалуйста, пусть будет про то, что у меня в душе. Что видишь только ты.
Он покрывал поцелуями ее грудь и живот.
— Так прекрасна…
Молли закусила губу, чтобы не разрыдаться. Он говорил ей то, что, по его мнению, она хотела услышать. Он не виноват.
Доминик лег на спину, привлек Молли к себе и заглянул в глаза.
— Имей в виду, Молли, — таким серьезным она его никогда еще не видела, — сегодня мы не станем заниматься сексом.
Молли моргнула и не нашлась, что ответить.
— Сейчас у нас есть выбор. Или сыграть в покер, и черта с два я соглашусь на валетов-джокеров, или заняться любовью. Любовью, а не сексом. Это разные вещи, Молли, и ты отлично это знаешь.
— Разве? — с глубоким вздохом спросила она. Он чуть улыбнулся.
— А если не знаешь — тем лучше. Я буду первым.
— Доминик, ты меня пугаешь. — Она положила руку ему на грудь, чтобы почувствовать биение сердца, медленное и ровное. Странно. Ее собственное сердце прыгало, как заяц.
— Что ты, Молли. Я люблю тебя. Я хочу заняться с тобой любовью. Сейчас.
И с этими словами он поцеловал ее. Просто поцеловал. И еще, и еще, пока она не обвила его руками, пока они не сплелись в объятии. Он прикусил ее нижнюю губу и пощекотал кончиком языка. Потом снова поцеловал, их губы раскрылись навстречу друг другу, его язык нежно ласкал ее небо.
Руки медленно гладили ее, сжимая бедра, ягодицы.
Одну ногу он продвинул между бедер Молли и приподнял ее так, что самое нежное местечко прислонялось к его бедру, и он чуть надавливал, нежно-нежно.
Она обхватила его, но не для того, чтобы он вошел в нее. Так приятно было чувствовать тепло его кожи, его мускулы, нарастающий ритм биения его сердца. Сердца, бившегося для нее.
Наконец он стал ласкать ее грудь, долго, бесконечно долго, пока Молли не переполнило какое-то новое чувство, которое она пока не могла назвать.
Он поцеловал ее живот, выступающие справа и слева косточки, прижался лицом к нежной коже на бедрах… и отправился дальше.
Покрыл поцелуями ступни, подколенные ямочки, внутреннюю поверхность бедер. Но когда он двинулся чуть выше, Молли испугалась. Она стиснула бедра, и он отступил, поцеловал живот и начал сначала…
Она таяла,
Его пальцы осторожно раздвинули ее, а язык и губы жадно обхватили — но не против ее воли. Это не пугало. И даже не обожгло слепым желанием… пока.
Молли закинула руки за голову, выгнула шею, закрыла глаза, приоткрыла губы. Казалось, она открыта настежь и тает, тает.
Что-то переполнило ее грудь, и стало трудно дышать. Что-то приятное, желанное заполняло пустоту.
Его язык…
…делал невообразимые вещи, открывал в ней такое, о чем она даже не подозревала. Сливался с ней, теплый, влажный, сильный.
Она никогда… никто никогда…
Когда ее тело начало судорожно изгибаться от наслаждения, он стиснул ее бедра, накрыл ее рот своим, не переставая настойчиво ласкать ее, пока она не закричала, не назвала его имя. Еще, еще и еще.
Доминик не выпускал ее из рук, пока ее дыхание не стало ровным и не накатила истома, бороться с которой не было сил… а когда Молли проснулась, все шторы были открыты, наступило утро и Доминика рядом не было…
И тогда она зарылась лицом в подушку и разрыдалась.
Глава 24
Приняв с утра душ, Доминик решил прогуляться. Но только он вышел на улицу с кружкой кофе, солнце скрылось за тучами.
Что ж, этого стоило ожидать. Несколько дней стояла отличная погода, самое время для дождя.
Теперь дети, Молли и он останутся в доме, а всем остальным придется сидеть в доме для гостей. Такая перспектива Доминику очень понравилась.
Он глотнул кофе, обжегся и поморщился.
Молли. Какое у нее настроение? Все еще хорохорится, цепляется за свою независимость, за свою якобы неуязвимость? Неужели она ему не поверила? Или просто она не верит самой себе?
— Она упрямая, как черт, — сказал он подошедшему Руфусу. Пес, как всегда, смотрел на него очень дружелюбно. — Вот ты — мужчина, — обратился Доминик к сенбернару. — То есть пока еще мужчина. Пока Элизабет не вернулась и не сводила тебя к ветеринару. Скажи мне, как мужчина мужчине: ты понимаешь женщин?
Руфус высунул язык, по форме и цвету похожий на большой ломоть ветчины, облизнулся и навалил кучу.
Доминик улыбнулся.
— Точно. Я в них тоже ни черта не понимаю. Ну что, Руфус, чем сегодня займешься? Какие планы?
— Да вот, хочу написать книгу «Тысяча и один способ избавиться от идиотов, которые считают, что собаки должны с ними разговаривать».
Доминик обернулся и увидел Тейлора. Тот качал головой.
— Доброе утро, Тейлор. Ты гениально воплощаешь Руфуса.
— Прежде всего, я отлично воплощаю одного композитора, который сейчас в отпуске. Скажи, у нас сегодня намечается что-нибудь увлекательное? Или чревовещание можно считать кульминацией сегодняшнего дня? Кстати, сейчас только девять утра.