Калевала
Шрифт:
— Не ходи, сынок, на войну! — стала уговаривать его мать. — Есть у нас и дома пиво в еловых бочках за дубовыми пробками. Только тебя и дожидается — пей его хоть с утра до ночи!
— Не хочу я домашнего пива, — ответил Лемминкяйнен. — Милее мне вода со смоленого весла, чем вся брага в этом доме. Готовь кольчугу, мать, добуду я себе в селах Похьолы вдоволь серебра и золота!
— Ах, сынок, — сказала мать, — довольно золота и дома! Вчера поутру пахал раб гадючье поле да поддел сошником крышку — лежал в земле сундук с монетами, теперь стоит он в нашей кладовой.
Но ответил Лемминкяйнен, что серебро, взятое боем, дороже ему золота,
— К тому же, — признался веселый Ахти, — хочу я сам увидеть в Сариоле ту красавицу, что не ищет жениха и не выбирает себе мужа, — так ли она красива, как о том сказывают?
— Нет никого краше твоей Кюлликки, — сказала в отчаянии мать. — Да и не бывало такого — видеть сразу двух жен на постели мужа!
— Раз пошла Кюлликки с парнями и девицами хороводить, — сказал Лемминкяйнен, — пусть и дальше веселится, а наигравшись, пусть ночует по чужим домам.
Видит мать, что никак не удержать ей сына, и тогда рассказала она ему о чародеях, живущих в угрюмой Похьоле, о том, что не победить их без могучей премудрости — запоют они незваного гостя, заклянут, похоронят заживо в углях и жаркой золе. Но засмеялся Лемминкяйнен — заклинали его уже как-то три лапландских чародея, танцевали ночью голые на утесе, но не смогли от него ничего взять, как не может взять топор от камня и лед от каблука, как не может поживиться ветер на голой скале и смерть в пустом жилище.
— Если будет нужда, — сказал Лемминкяйнен, — сам я их зачарую — обращу камнями в пучине водопада или закляну дремотой — пусть порастут они, спящие, травами и мхами.
Надев железную кольчугу, подпоясавшись стальным поясом, расчесал Лемминкяйнен волосы и бросил щетку в угол комнаты у печки.
— Коли постигнет меня злая участь, — сказал он матери, — то брызнет тотчас из щетки кровь.
Взял удалой Ахти свой меч, отшлифованный Хийси и богами заточенный, и вложил его в кожаные ножны на стальном поясе. Но, прежде чем покинуть родную сторону, решил Лемминкяйнен попросить у нее помощи — чтобы и на чужбине не оставили героя силы. Вышел он на развилку дорог, встал у шумящей порогами реки на спину холодного камня и запел такую песню:
— Из земных глубин вставайте, Вечные мужи с мечами, Выходите из потоков Бурных, лучники речные, Лес, восстань копейной ратью, Старец гор, сбирайся с силой, Великан ужасный Хийси И русалки из долины, Опененные волнами, — Все вставайте на защиту Уходящего героя, Чтобы стрелы чародеев Его жалом не коснулись И железные клинки их Зла ему не причинили! Если ж это не по силам Вам, тогда есть в высях Укко — Тот, кому послушны тучи! Укко, предводитель мира, Повелитель гроз небесных! Дай мне огненную силу, Чтобы стал я стоязыким, Превозмог чужие чары И заклял врагов заклятьем — Всех, кто мне грозить посмеет!Допев песню, позвал Лемминкяйнен своего золотогривого коня, бродившего неподалеку, запряг его в сани и помчался в сумрачные страны севера, в туманную Са-риолу.
Спустя время прибыл он на стылые земли Похьолы. о деревне, что встретилась ему на пути, подъехал Лемминкяйнен к первой избе и спросил с порога:
— Не примут ли тут усталого путника? Не помогут ли ослабить гужи и снять хомут с коня?
— Некому тут принять гостя, — ответил из дома мальчик, — никто не поможет распрячь тебе лошадь.
Двинулся Лемминкяйнен к следующему жилищу, въехал во двор и спросил от крыльца:
— Есть тут кто-нибудь, кто приветит усталого странника, кто поможет ему коня рассупонить?
Закричала ему в ответ из избы скверная старуха:
— Найдется тут кому тебя приветить: пинками тебя, плута и попрошайку, сейчас домой спровадят, так что до родного плетня побежишь без оглядки и носа больше не высунешь из-под отцовской лавки!
— Стрелы на тебя жалко, старая, — сказал ей веселый Лемминкяйнен, — да и не дело героя воевать с немощной дрянью.
Развернул коня удалой Ахти и погнал его к третьему дому — только подъехал ко двору, как почувствовал близко чуждую силу. Ходил по двору свирепый косматый пес, и, глядя на его лютость, призвал Лемминкяйнен в помощники Хийси, чтобы забил он собаке пасть от лая, чтобы сжал ей Лемпо зубы, когда будет Ахти ехать мимо. Вслед за тем направил он сани во двор, там ударил кнутом оземь, и вышел из земли густой туман, так что смог Лемминкяйнен, в тумане незаметный, рассупонить коня, снять дугу и опустить оглобли. Следом прошел Лемминкяйнен осторожно, чтобы никто его не приметил, к дому, прислушался у стены и услышал сквозь конопатку между бревен глухое пение. Заглянув тихонько в жилище, увидел Ахти, что полны покои колдунов, поющих свои чаровные песни: прорицатели поют у дверей, знахари — вдоль стен на лавках, заклинатели — у печки. Вышел тут Лемминкяйнен на середину горницы и сказал озорно чародеям:
— Хороша та песня, у которой есть конец — настоящая мудрость краткими речами сказывается!
Тотчас всполошилась хозяйка Похьолы, в чей дом и проник отчаянный Ахти.
— Видно, зря кормлю я пса костями и мясом, — сказала старуха Лоухи, — зря пою его свежей кровью, раз не растерзал он во дворе чужака. Из каких героев ты будешь, если входишь в избу так, что псы тебя не чуют и люди не слышат?
— Знай, не пустым я, Лемминкяйнен, из Калевалы сюда прибыл, — горделиво ответил Ахти, — не без знания и силы, не без искусства и мудрости — со мною отеческие заклятия, дедовская премудрость и сила отчей земли! Что мне твои косматые брехуны, когда я пеньем оградиться могу ото всех колдунов мрачной Похьолы!
И запел Ахти столь грозные заклятия, что из глаз его полилось пламя, — от чародейного пения героя поникли колдуны Похьолы, будто набились им в рот камни и глотки их заперлись глиной. Заклял Лемминкяйнен злобных мужей и разбросал их в разные стороны: кого в топкие болота, кого в гнилые безрыбные озера, кого в кипящий водопад Иматру — поставил он их там каменьями, чтобы не сдвинуться им до срока с места. Богатырей с мечами заворожил Лемминкяйнен и героев с копьями, стариков, возмужалых и юных — всех в селении зачаровал Ахти, и только одного старого убогого пастуха обошли стороной его заклятия.