Калевала
Шрифт:
Взяла мать Лемминкяйнена принесенные меды и намазала ими бездыханное тело Ахти. И тут же забилось сердце героя, ожило в груди дыхание, но еще нет в богатыре полной жизни — по-прежнему не открывает Лемминкяйнен глаз и не может вымолвить слова.
Последняя надежда осталась у матери — в третий раз попросила она пчелу:
— Слетай, милая, за девятое небо! Найдешь ты там дивные меды — сам Укко им хозяин. Боги варили эти чудные мази: лечат они от всех недугов, и даже смерть им подвластна. Обмакни в тот мед крылья, принеси дивных снадобий бедной матери!
— Не
— По силам тебе эта дорога, — сказала мать Ахти. — Полетишь ты выше месяца, но ниже солнца, между дивных небесных звезд: в первый день висок луны заденешь, — на другой — нырнешь под лопатку Медведицы, на третий — взовьешься над спиной семизвездья, а там уже недолог путь до престола Укко.
Поднялась пчела ввысь на быстрых крыльях — взлетела над двором месяца, коснулась лопатки Медведицы, пронеслась над спиной ее семизвездной и помчалась в кладовые бога. Отыскав место, где на солнечном огне готовились в серебряных кувшинах меды и вываривались в золотых котлах мази, набрала пчела в рожки того меда, а в чашки чудодейных мазей и слетела с небес обратно в Маналу.
Приняла старушка у пчелы мази, взяла на язык отведать и возрадовалась: то это было средство, которое она искала. Натерла она сына снадобьем, и тут же пробудился Лемминкяйнен от сна, сразу вышел из мертвой дремоты.
— Долго же томил меня сон! — сказал веселый Ахти. — Зато и выспался на славу!
— Спал бы ты без меня и дальше! — обрадовалась мать. — Но скажи, сынок, кто отправил тебя в царство Маны, кто бросил в реку Туонелы?
— Один убогий пастух — старикашка из дремотной страны, — ответил Лемминкяйнен. — Вынул он из волн Туонелы змею и пронзил меня ею, а я не знал, что с раной делать — не ведаю я заклятий от укусов змей и не знаю об их рождении.
— Эх, беспечный герой! Богатырь безмятежный! — засмеялась мать. — Шел ты заклинать чародеев, а сам даже от язв змеиных не знаешь спасения!
И рассказала она Лемминкяйнену о происхождении гадов — о рождении змеи… Начало змеи пошло от воды: родилась она в волнах из мозгов утки и слюны злой Сюэтар, что плевала ядом в воду, — растянули волны слюни, и смешались они с мозгами утки, которые не доклевал ястреб, а потом спекло их вместе солнце в ядовитого гада, и шипящий прибой отбросил змею на берег…
Рассказав о начале змеи, увидела мать, что совсем уже оправился Лемминкяйнен — стал сильней и краше, чем прежде, — и тогда спросила она сына: что еще ему надо?
— Хочу изловить лебедя в черных водах Туонелы, — сказал удалой Ахти. — Осталось мое сердце с красавицей Похьолы, а без лебедя не отдаст мне старуха Лоухи дочку.
— Пусть плывет лебедь с миром! — взмолилась мать. — Пусть живет спокойно в священной реке Туонелы! На беду свою поехал ты свататься в Похьолу! Благодари судьбу, что сызнова родился на свет, что вышел живым из Маналы, — в другой раз спасти тебя уж не удастся! Давай-ка, сынок, вернемся домой, в родные пределы.
Смирился Лемминкяйнен и отправился со старушкой-матерью, дважды подарившей ему дыхание, домой, в родную Калевалу.
16. Вяйнемёйнен отправляется в Маналу за тремя заклинаниями
В то время, бродя по рощам Калевалы, задумал Вяйнемёйнен посвататься в туманной Сариоле к красавице Похьолы, раз не привез ее с собой, сковав Лоухи Сампо, Ильмаринен.
Морем решил отправиться за невестой любимец воды Вяйиемёйнен, и понадобилась ему для этого новая лодка. Но не нашлось вокруг доброго дерева, чтобы натесать из него досок для нарядной ладьи, и тогда призвал на помощь вещий Вяйнё мальчугана Сампсу, сына поляны Пеллервойнена, — его послал искать подходящую лесину.
Взял Сампса раззолоченный топор с медной рукоятью и пошел на восход за годным деревом. Две горы он минул, а на третьей увидел осину обхватом в три сажени. Занес Пеллервойнен топор, чтобы подсечь ей ствол, но затрепетала осина всеми листьями и раздался из ее кроны быстрый лепет:
— Что ты хочешь от меня, первый сеятель Сампса?
— Хочу я натесать из тебя досок, — ответил Сампса Пеллервойнен, — на челн вещему рунопевцу.
— Плохая из меня выйдет лодка, — сказала осина, — даст она тут же течь. Пуст внутри мой ствол — трижды в это лето проточил мне червь сердцевину, трижды подгрызал корни.
Опустил Пеллервойнен топор и, повернувшись, пошел на полночь искать доброе дерево. Вскоре встретилась ему на пути шестисаженная в обхвате сосна; ударил по ней Сампса обухом и спросил:
— Сгодишься ли ты на ладью певцу лесов Вяйнемёйнену?
— Не выйдет из меня хорошей лодки — подточены червем мои корни, — ответила сосна. — Почти уже я сухостойна и теперь для того лишь годна, чтобы каркала в моих ветвях ворона.
Развернулся Пеллервойнен и отправился на полдень. Долго шел он по рощам и наконец увидел могучий дуб обхватом в девять сажен.
— Скажи, отец деревьев, — спросил его мальчуган Сампса, — сгодишься ли ты на знатную лодку для Вяйнемёйнена?
— Статен я, и нет во мне изъянов, — гордо ответил дуб. — Довольно во мне древесины для хорошей лодки — в это лето прогрело меня солнце до самой сердцевины, спускался сиять с моей вершины месяц, а в ветвях моих куковала кукушка.
Обрадовался Пеллервойнен, снял с плеча топор и повалил стройный дуб на землю. Отсекши вершину, разрубил Сампса могучий ствол, натесал вдоволь славных досок и позвал Вяйнемёйнена, чтобы сделал он из них нарядный челн.
Без топора, бурава и смолистых шипов, одними вещими заклинаниями стал строить лодку мудрый Вяйнемёйнен: спел первую песню — и сложилось из досок днище, спел другую — и, сплоченные ребрами, поднялись борта, спел еще одну — и врезались в борта уключины с веслами. Почти готова дивная ладья, но не хватило Вяйнемёйнену трех заклинаний — чтобы брус окончить на киле, чтобы возвести корму и чтобы поставить для паруса крепкую мачту. Огорчился песнопевец — не спустить без этих слов челн на море — и задумался, где бы отыскать ему заклятия: нет ли в головах касаток нужных слов? нет ли в мозгах лебединых? нет ли их у гусей в памяти?