Калевала
Шрифт:
Подстегнув коня, помчался Ахти дальше и вскоре достиг ущелья, что служило воротами Похьолы. Там снова остановился гнедой скакун: у входа в то ущелье стояли волк и медведь — ужасные звери из чащи Маналы. Порылся веселый Лемминкяйнен в своем кошельке и отыскал там случайный клок овечьей шерсти. Скатал он прядку в комочек между ладонями, дунул в руки и выпустил оттуда целое овечье стадо с ягнятами и баловными ярками. Тут же бросились жуткие звери за овцами — волк добычу зубами рвет, лижет кровь с перерезанных глоток, медведь когтями вспарывает ярочкам брюха и выедает печень, — а Лемминкяйнен тем часом поехал себе в Сариолу сквозь открытое ущелье.
Уже добрался удалой Ахти до окутанной мраком земли Похьолы, как тут встала перед ним ограда из железных копий, что на сто
Подрубив семь железных кольев, повалил их Лемминкяйнен наземь и двинулся было дальше, но тут увидел на пути змею: выше сосен подняла она голову, язык ее был с тысячью жалами и в копье длиною, на голове — сто неусыпных глаз шириною с решето, зубы — точно ручки грабель, а спина была шире доброй лодки. Не посмел отважный Кауко ехать мимо той стоглазой змеи и решил отвести беду таким заклятием:
— Эй, змея, подземный житель, Черный червь из мира Маны! Твое место в острых травах, В дерне на полянах Лемпо — Там и вейся средь колючек, Под корнями строй там гнезда! Кто тебя сюда направил Из норы, где сладко спится, Кто согнал с родных колючек, Чтоб дорогу ты закрыла? Кто раскрыл твой зев ужасный, Кто главу вознес высоко, Кто твое направил жало На погибель калевальца? Жало спрячь, главой поникни, Свейся плотно, точно стружка, — Дай свободную дорогу Путнику, что едет мимо. Или уползай в кустарник, Уходи, червяк, в свой вереск, В мох заройся без остатка, В дерн, под кочку на болоте — Если ж вздумаешь подняться Из земли, тут встретит Укко Огненной тебя стрелою, Страшным градом из железа!Сказал Лемминкяйнен заклинание, но не послушалась его змея — по-прежнему шипела она, высоко подняв голову, и грозила герою жалом из жуткой пасти. Тогда припомнил Ахти древнее знание, что передала ему старая мать, — вспомнил он начало змеи.
— Если и теперь ослушаешься моего слова и не уйдешь с дороги, — сказал Лемминкяйнен огромному гаду, — то вспухнешь ты от болезни и распадешься на смердящие части, ибо знаю я твое начало, знаю тайну рождения изверга!
Тут рассказал Ахти змее о том, как явилась она в мир от людоедки Сюэтар, что живет в глубинах моря.
Плюнула однажды Сюэтар густою слюной в воду, и подхватили ту слюну волны, и носили семь лет по блестящему хребту моря. Растянулась слюна на волнах, спекло ее солнце с мозгами утки, и в конце концов прибой отбросил на берег. Увидели эту слюну на морском берегу три дочери творения и стали гадать, что выйдет из нее, если дарует ей вершитель мира глаза и вложит в нее душу? Услышав их речи, так сказал им Укко: «Из дурного выйдет лишь зло, и только дрянь выйдет из дряни, даже если я открою ей глаза и вложу в нее душу». Случилось так, что подслушал эти слова Хийси, всегда готовый к дурному делу, и сам приступил к созданию. Даровал он жизнь слюне, что выплюнула злая Сюэтар, и вышла из слюны черная змея. Откуда у змеи сердце? Сюэтар дала ей часть от своего. Из чего сделана ее голова? Из дрянного боба Хийси. Откуда у нее разум? Из утиных мозгов, что не доклевал ястреб, и кипучей морской пены. Откуда ее чувства? Из пучины водопада. Из чего глаза гада? Из льняного семени Лемпо. Из чего вышла змеиная пасть? Из пряжки людоедки Сюэтар. Откуда язык у нее? Дал свое копье Хийси. Откуда зубы у гада? То ячменные усики из Туонелы. Из чего ее хвост? Из косицы безжалостного Калмы.
Так рассказал Лемминкяйнен змее ее происхождение и велел убираться с дороги героя, что спешит незваным на пир в Похьолу. И поникла змея головой, и уползла стоглазая, освободив саням путь, чтобы проехал Ахти на свадьбу, — ибо знающий тайну рождения врага сильнее его, а знающий начало вещи властвует над вещью.
25. Лемминкяйнен убивает хозяина Похьолы
Миновал Ахти свирепые пасти всех смертей и прибыл невредимым ко двору старухи Лоухи, откуда вчера только увез Ильмаринен в Калевалу невесту. Пренебрег Кауко наставлениями матери не дразнить мужей Сариолы, распахнул двери дома и без приглашения вошел в горницу, так что закачался под ним липовый пол и загудели еловые стены.
— Пусть здравствует тот, кто рад мне в этом доме! — сказал веселый Лемминкяйнен. — Не найдется ли здесь овса для моего коня и доброго пива для гостя?
Но ответил угрюмо из угла хозяин Похьолы:
— Насыпали бы твоему коню овса, если б вошел ты, как должно — ждал бы у двери, рядом с котлом, когда тебе войти позволят.
Обозлился Ахти на такой прием и тряхнул гневно черными кудрями:
— Пусть Лемпо у дверей, рядом с закопченным котлом, дожидается! Отец мой никогда не стоял у порога в этом доме: всегда имел он здесь для коня стойло, для себя — место на скамье, для рукавиц — угол и для слуг своих — избу! Отчего же мне нет места, раз бывало оно прежде отцу?
С теми словами прошел Лемминкяйнен к столу и, сев на край сосновой скамьи, отчего прогнулась она и затрещала, сказал:
— Видно, пришел я некстати, раз не подносят здесь гостю пиво.
— Не гостем ты смотришь, Лемминкяйнен, — ответила старуха Лоухи, — ищешь ты здесь ссоры! Чтоб тебе приехать вчера или явиться завтра, — а сегодня не поспел солод для пива, не замешано тесто для хлеба и еще не готово мясо.
Обозлившись пуще прежнего, сказал Ахти с кривой ухмылкой:
— Значит, окончилась пирушка? Значит, съедены уже все угощения, выпито пиво и мед и убрана уже посуда? Ну так слушай, длиннозубая Лоухи! По-собачьи ты справила свадьбу: созвала убогих и бедных, пригласила навоз и отбросы — всякую созвала сволочь, а меня не пригласила! Знай же — не будь я Лемминкяйнен, если не подадут мне сейчас после дальней дороги кувшин пива и котел со свининой!
Велела тогда злая Лоухи рабыне, что скребла в доме котлы и мыла ковши и ложки, подать удалому Ахти угощение по чину. Тут же поставила рабыня на стол перед Лемминкяйненом котел с объедками— с костями, рыбьими головами, ботвой и коркой хлеба — и кувшин дрянного пива.
— Если муж ты стоящий, — сказала она, — разом до дна осушишь кувшин.
Но прежде чем выпить, заглянул, как велела ему мать, Лемминкяйнен в кувшин и увидел, что копошатся на дне его гадюки, черви и лягушки. Пригрозил он рабыне еще до вечера спровадить ее в Маналу за такое пиво, а сам достал из поясного кошелька удильный крючок, запустил его в кувшин и, выловив оттуда всех змей, червей и лягушек, растоптал их на полу каблуками. Потом, от жажды, выпил удалой Ахти брагу и сказал:
— Дрянной стал напиток — пиво! Набралось оно в этом доме сраму! Видно, нежеланный я гость, раз не подали мне лучшего питья и не зарезали для меня барана.
— Нечего дому пенять, — ответил на это хозяин Похьолы, — если явился в него незваным.
— Званый гость хорош, — сказал веселый Лемминкяйнен, — а незваный — дороже. Слушай, похьоланец, дай-ка мне еще с дороги пива, да получше прежнего!
Рассвирепел тут хозяин Похьолы и создал колдовством пруд у ног дерзкого Ахти.
— Вот тебе водица, — рявкнул он, — хлебай, сколько хочешь!