Калгари 88. Том 4

Arladaar

После того как подкрепились, Соколовская пошла к Левковцеву, сидевшему на трибуне с Савосиным. Фигуристкам нужно было узнать, что делать дальше. Тренер вчера предупредил, что, может быть, сегодня потренируются на открытом льду — у дворца спорта был устроен каток для народных катаний.

— Уличный каток отменяется! — заявил Левковцев. — Передай Хмельницкой — нам и Ксенофонтову сегодня дадут час льда в шесть часов вечера, после тренировки танцоров. Так что приедете к восемнадцати ноль-ноль. Не опаздывайте. Сейчас свободны. Отдыхайте.

Марина посмотрела на часы — тринадцать тридцать. Времени

ещё навалом. Когда вернулась к своим, ожидавшим её у выхода на автостоянке, и передала Люде волю тренера, то услышала радостные возгласы от группы поддержки.

— Да это весь день, считай, свободный! — восторженно заверещала Анька. — Можно сходить к этим хиппарям, про которые говорила свердловская фигуристка.

— Не хиппи, а рокеры! — строго сказала Соколовская. — Или металлисты. И панки.

— Пофиг! — Анька грозно подбоченилась перед Мариной. — Они не такие как все! Неформатчики!

— Ребята… Вы действительно хотите в этом участвовать? — тревожно спросила пионервожатая Леночка. — Я прям не знаю, что вам ответить. Если нас там увидят, то по головке точно не погладят. И мне может достаться, что я вас воспитываю не так, как надо. Встаньте на моё место! Давайте лучше в краеведческий музей сходим или в Дом пионеров, посмотрим на творчество местных детей.

— Всё будет хорошо! Мы скажем, что мы сами по себе, а ты не с нами! — заявила Анька и тут же внезапно заныла: — Ну Леееенаааа! Ну поооожаааалуууйстаааа! Я хочу увидеть этих неформатчиков! Говорят, у них причёски с длинными волосами! И они не такие как все! Пишут и играют не так, как принято! И у них серёжки в ушах!

— Ладно, давайте съездим, но только ненадолго, — сдалась Леночка. На самом деле, она конечно же слышала в студенческой среде про местную свердловскую тусовку во дворце культуры, о том, что в нём поют рок-группы и самодеятельные рок-музыканты, и что в клубе совсем скоро собираются открыть целый рок-клуб. Хотела бы она там побывать? Ну если только совсем немножечко…

Дом, в котором располагался Дворец культуры имени Свердлова, был очень старый, постройки начала 20 века, и явно нуждался в ремонте. Вокруг полукруглого фасада проходил такой же полукруглый парапет, у которого стояло несколько человек. От обычной молодёжи почти ничем не отличались, разве что одеты в джинсы и кожаные куртки, которые Арина здесь встречала очень редко. У одного парня были длинные волосы.

— И ничего они тут не поют! — разочарованно сказала Анька. — Просто стоят тут. Всё враньё!

— Конечно не поют! Сейчас же холодно и ребята виснут внутри здания, в фойе! — сзади раздался знакомый голос.

Малинина! Она тоже решила прийти сюда. И одета совсем по-другому! Она где-то переоделась и сейчас была не в спортивном костюме, а в импортных джинсах «Левис» и джинсовой курточке. На светлых волосах чёрная налобная повязка, на руках — чёрные митенки.

— А ты что, знаешь их? — недоверчиво спросила Анька. Она с подозрением разглядывала Малинину с ног до головы, словно прикидывая, как так получается, что девочка в 14 лет общается с загадочными неформалами. Да ещё и выглядит так модно. Свердловчанку сразу видать!

— Хм… А почему я не должна знать их? — рассмеялась Малинина. — У меня тётя здесь живёт и во дворце работает. Часто тут бываю.

Для Аньки, живущей в промышленном городе, да ещё в спальном районе, где на улицах, кроме хулиганов и бродячих собак, никого нет, а из развлечений только сходить на каток, а летом на берег крошечной речки, протекающей через пустырь, то, что она сейчас узнала, конечно, было шоком. Что где-то есть рокеры, неформалы и девочка чуть постарше её, вся в этой движухе.

— Пойдёмте! Ну что вы встали! — звонко рассмеялась Малинина и махнула рукой.

У входа в ДК стояло несколько молодых людей. Эти уже были с какими-то причудливыми причёсками и в кожаных куртках с заклёпками. Они подозрительно посмотрели на целую толпу подростков в спортивных костюмах, но Малинину, похоже, знали, так как помахали ей руками. Таня махнула рукой в ответ и открыла дверь, запуская подростков внутрь.

В фойе и в самом деле народу было порядком. Возраст разный — от совсем молодых людей лет по 14–15, до вполне взрослых дядей. Удивительно, но все-присутствующие молчали. Они слушали музыку. На низком подоконнике сидел черноволосый парень лет двадцати пяти, играл на гитаре и пел. Арине в песне послышалось что-то знакомое. В своём времени по радио она явно слышала её! Да и на одном из мп3-дисков «Легенды русского рока», которые покупала в подвальчике у дома, эта песня присутствовала.

Начало песни ребята не застали, но оставшуюся часть дослушали до конца:

'…Но всё же был бы чистым,

Пусть холодным,

Но всё же с ясным взором,

Но кто-то решил, что война,

И покрыл меня черным…'

После того как песня закончилась, раздались аплодисменты. Люди, стоявшие рядом с музыкантом, начали разговор, смысла которого Арина не уловила. Говорили о чём-то своём, больше о том, где брать электрогитары и новый усилитель, как правильно подключать аппаратуру.

— Это Вячеслав Бутусов, солист группы «Наутилус Помпилиус», — тихо объяснила Малинина. — А песня называется «Шар цвета хаки». Ещё неизвестная слушателям. Она пока только в акустике. Смотрите, как здесь записывают музыку. Потом эти песни по всему Союзу разлетаются!

Таня показала на человека, сидевшего на подоконнике рядом с Бутусовым. Рядом с ним стоял кассетный магнитофон с подсоединённым микрофоном. На него и записывали песни. Арина удивилась ещё больше. А как же студии звукозаписи, концерты, показы по телевизору, в той же «Утренней почте»? Впрочем, здесь путь к известности был долог и тернист, насколько она поняла. По телевизору за всё время присутствия тут Арина не слышала ни одной рок-песни.

После короткого перерыва Бутусов спел ещё одну песню. Перед тем как начать, опять все присутствующие замолчали, чтобы не мешать записи на магнитофон.

'Я пытался уйти от любви

Я брал острую бритву и правил себя

Я укрылся в подвале, я резал

Кожаные ремни, стянувшие слабую грудь'.

И эта песня была Арине известна, правда, смысл непонятен, но явно намекал на какие-то суицидальные и мазохистские наклонности. Здесь, когда она слышала песню вживую, она приобрела более понятный смысл. Потерянная любовь… Любимая девушка, которая умерла. Это был словно взгляд человека изнутри на свою драму. Голос певца звучал тихо и трагически, и у слушателей вызывал печаль.