Калинин
Шрифт:
Голос Калинина слегка дрогнул, когда, стоя на трибуне, он произнес:
— Товарищи, по поручению VII Всероссийского съезда Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов вручаю боевое знамя с орденом Красного Знамени Петрограду, красному революционному пролетариату города Петрограда…
Петроградский пролетариат привык знамена брать, а не отдавать. Армии, которые возымеют дерзость захватить это знамя, поплатятся своими знаменами. Это знамя на веки вечные водрузится здесь, и петроградский пролетариат будет высоко держать его перед всем миром.
Калинин
Второго января он вернулся в столицу. Вернулся, чтобы через несколько дней снова окунуться в дорожную жизнь — жизнь, полную новых забот, тревог, радостей и огорчений.
ОТ ВОЙНЫ К МИРНОМУ СТРОИТЕЛЬСТВУ
На глазах всего мира происходило чудо. Оборванный, полуголодный народ — рабочие и крестьяне громили и гнали из своей страны отлично вооруженные и экипированные войска интервентов и белогвардейцев и одновременно поднимали из руин заводы и шахты.
Но страна все еще была голодной и разоренной. К тому же и новый враг не дремал. Собирали силы для похода на Россию польские империалисты. На юге готовил армию «черный барон» Врангель. Как могли, вредили советской власти остатки меньшевиков и эсеров.
В начале февраля 1920 года Калинин приехал в Иваново-Вознесенск. Познакомился, как и всюду, где приходилось бывать, с состоянием советской работы. 8 февраля выступил на собрании рабочих, а весь следующий день посвятил губернской конференции беспартийных крестьян.
На конференцию он пришел задолго до открытия, потолкался среди делегатов, поговорил с руководителями. Немного времени потребовалось, чтобы понять: тон здесь задают эсеры и значительная часть крестьян поддалась их влиянию.
Съезд открыл председатель Ивановского горсовета — старый рабочий. Затем стали выбирать президиум. В предложенном списке ни Калинина, ни председателя горсовета не оказалось. Но когда делегаты уже проголосовали, поступило предложение с места избрать в президиум Калинина. Михаил Иванович отказался войти в президиум и попросил слова.
— Как же это получается так? — спросил он. — Ваш съезд происходит в губернии, где по крайней мере семьдесят процентов населения составляют рабочие и крестьяне, работающие на фабриках. Да и собрались-то вы в помещении, которое вам гостеприимно предоставили рабочие организации. А вы не избрали представителя ивановских рабочих в свой президиум.
Инцидент накалил обстановку. По ходу дела пришлось перестроить доклад. Обрисовав международное и внутреннее положение страны, Калинин острие своего доклада направил против эсеров.
Как всегда, когда чувствовал перед собой враждебную аудиторию, он говорил напористо, страстно:
«Возьмите крестьян. В течение многих веков боролись они за землю и волю. Эта борьба стоила очень больших жертв…
Крестьянин и рабочий — это два родных брата. Я сам являюсь крестьянином, но я не боюсь никаких «ужасов» коммунизма, о которых нашептывают нам враги народа. А мое хозяйство, пожалуй, не хуже, чем хозяйство многих из вас. И все-таки я за коммунизм, за прочный и нерушимый союз крестьян с рабочими. А вы вдруг испугались и выразили черную неблагодарность, грубое неуважение к одному из лучших отрядов российского пролетариата… А вы, представители иваново-вознесенских крестьян, забаллотировали представителя иваново-вознесенских рабочих…
Ведь если бы не рабочий класс, если бы он не вывел нас на новую дорогу, то мы, крестьяне, до сих пор оставались бы рабами помещиков и кулаков… И вот я думаю, товарищи, что после моей речи вы пересмотрите свое глубоко ошибочное решение и тем самым выбьете из рук врагов народа тот клин, который они стремятся вбить между рабочими и крестьянами».
Сердито поблескивая стеклами очков, Калинин сошел с трибуны. Председательствующий — эсер — пробормотал что-то, долженствующее оправдать невключение в список президиума представителя рабочих, но вынужден был поставить вопрос на голосование. Подавляющим большинством голосов съезд избрал в президиум и представителя рабочих и Калинина.
Но Михаил Иванович понимал, что сделано далеко не все. Трудно одной, даже самой яркой, речью разбить заблуждения, навеянные умелой эсеровской агитацией. Да и вожди эсеров, по всему видно, сдаваться не собирались.
В президиум поступил целый ворох записок, одна злее другой. Калинин отвечал обстоятельно и долго. Но все время чувствовал неудовлетворенность: главного еще не ухватил, что-то надо сказать такое, что одним махом положит конец всем неясностям. И вдруг… Вот оно наконец! С удовольствием прочел вслух записку: «А что дороже для советской власти — рабочий или крестьянин?»
— А что, — в свою очередь, спросил Михаил Иванович, — для человека дороже: правая или левая нога?..
Восторженная овация заглушила слова Калинина. Крестьянские делегаты оглушительно хлопали в ладоши. В их глазах Михаил Иванович прочитал доверие к себе, как представителю большевистской партии. Может быть, остались у людей еще неясные вопросы, но вражды уже не было.
Теперь можно было смело вести их за собой и добивать эсеров, что Михаил Иванович и сделал.
— Все эти шептуны, которые рядятся в тогу крестьянских «благодетелей», обманывают вас, толкают вас на путь разрыва союза с рабочими, чтобы восстановить власть помещиков и капиталистов. Говоря между нами, я бы на вашем месте гнал их в шею, как врагов своих.
К чему зовут вас лжекрестьянские вожди? К использованию конъюнктуры, к спекулятивной продаже хлеба, к политической спекуляции, к ослаблению советской власти. Я задаю вам, крестьянам, вопрос: может ли на этих условиях существовать союз рабочих и крестьян? Ведь спекулировать можно не только хлебом, но и гвоздями, солью. Как вы думаете, кто будет в накладе от такой всеобщей спекуляции? Я думаю, и рабочий и крестьянин. А обогатится кучка тунеядцев.
Конференция затянулась до поздней ночи. Калинин неуловимо чувствовал, как изменилась атмосфера. Из натянутой, враждебной стала доброжелательной, деловой. Претензии к представителю рабоче-крестьянской власти еще оставались, но высказывались они по-другому — дружелюбно.