Было принято в мире ошибки прощатьтем, кто веселы, песенны, юны.И не стоит внимания впредь обращатьна оскал многоликой Фортуны.Пусть в избушке моей ни воды, ни огняи с Пришествия грязные сенцы.Я же юн от рожденья, простите меня!Я навеки останусь младенцем.В дюнах ветер игриво валяет песоки на полюсе льды провалились.Что случилось?А просто берёзовый сок.Что случилось?А люди влюбились.Просто вновь прорывается солнце в зенити мотор не взорвался на взлёте.Память предков опять человеков хранитДля чего? —вы меня не поймёте.Или, может, поймёте по-своему.Так понимали во Франции Жанну.Понимали в огне Аввакума и мракопоясавший пламя Джордано.Всем любезен огонь и веселье взахлёб:на углях рождено Возрожденье.Что случилось?А просто растаял сугробИ грядёт соловьиное пенье.И не ждёшь никаких человеческих благ —просто радость творца и творенья.Я же юн от рожденья.Рассеется мракпод волной соловьиного пенья.
«Нулевое пространство-время…»
Нулевое пространство-времязамыкается на нуле.Я в нем заперт навеки с теми,кто возрос на земной золе.И, мечтая прослыть героем,рвался в небо и в никуда,и прозрачные замки строилна экваторе изо льда.Но слепой сединою сыплетнуль-пространство из облакови в песчаной зыбучей зыбидремлет родина дураков.Жить живьем нелегко,но всё же,словно буквы одной строки,мы же светлые, мы же Божьи!Даже если и дураки.
«Опять собираюсь в дом…»
Опять собираюсь в дом,в котором меня не ждут,который идёт на слом,где души и песни жгут.Я там собираю дымпотушенных сигаретда призрачные следылетящих сквозь ночь карет.И лёгкий – через века —кокетливо-томный взгляд.И только к строке строкаНе строится…ну, никак.
«Не пели…»
Не пели.Не пили большеДрузья мои “за упокой”!Я жил нелюдим и брошенуже неживой судьбой.Зачем же по мёртвым плакать,тем более голосить?Опять под ногами слякотьу тех,кто остался жить.А мне, может быть, не плохов загробном моём миру:стихов подбираю крохи,как пряники на пиру.Пусть жизнь ваша будет сладкой,пусть лето,пусть снегопад.За вами следит украдкоймой грустно-веселый взгляд.
БЕССМЫСЛЕННЫЙ ПОДВИГ ЯСОНА
Платино-оранжевая шкуранекогда игривого барана —глюк почище пьянок Эпикураи семи чудес Мазандарана.Рана умирающей Эллады,надо ли грустить о шкуре этой?Но кому-то счастья всё же надо,и, конечно, вечного рассвета.Раздобыли доблести в Колхиде(не без женской хитрости понятно),мол, теперь в Элладе все увидяткто им счастье привезёт обратно.Но не заструились мёдом реки,клячам не прибавилось аллюраи беспечные – как, впрочем, все мы – грекипропили сиятельную шкуру.Игры у разбитого остоваволнами исхлёстанного “Арго”.Да, он жил до Рождества Христоваи не знает кисти Леонардо.
«Я сегодня грущу по причине…»
Я сегодня грущу по причине,что не держат тебя тормоза.– Я подарок любому мужчине, —ты сказала, потупив глаза.Бьются тёмные волны о камень,бьются в небе клочки облаков.С кем ты:с жертвами? со стрелками?В лёгком клёкоте чёрных курков.Ты ничуть не подвластна кручине,соболиные брови вразлёт.Ты подарок любому мужчине,как “Титанику” айсберга лед.
«Мой образ мрачного шута…»
Мой образ мрачного шута:тщета стремлений и желанийи горький скарб воспоминаний,души и тела нищета.Проста обыденная мысль:Жить безсеребренником глупо.Но кто там, кто словами скупопронзает взмыленную высь?Но кто там, кто на край небес,как на кон, свой талант поставил,кто плакать девочку заставилот счастья в облаке чудес?Кто у святого алтаряпознал свет разума и веры?Но день и снег сегодня серый…но никого…Ошибся я.
«Нет у меня ни друзей, ни врагов…»
Нет у меня ни друзей, ни врагов.А заводить – это надо ли?Шорохом лёгких девичьих шаговнебо расколото надвое.Шёпотом мудрых седеющих липсклеило время столетия.Чудится мне то ли смех, то ли всхлип.Дождик, по-старчески сетуя,сеется нудно на крыши домов —льёт из раскола небесного,не превращаясь ни в лёд, ни в вино,ни в отраженье чудесногошёпота мудрых седеющих лип.Как отозваться хотелось мнена не расслышанный смех или всхлип!Жаль, не хватило ни смелости,ни обаятельных нежных стиховв вешних соцветиях радуги.Нет у меня ни друзей, ни врагов.Да и не знаю: а надо ли?
«Пронзительная проза. Но в стихах…»
Пронзительная проза. Но в стихах.Стихи еще пронзительней. Но в прозе.Цветет нарцисс, мечтающий о розе,а роза прозябает в лопухах.Не в прозе ли покоится душа?Восстав из пепла, скоро станешь прахоми в будущее верится со страхом,и душит полночь.Мерно.Не спеша.Пороша хороша для ноября:прикрыть больную слякотную землю.Но трудно промороженному стеблюдрожать и верить, что взойдет заря.Не говоря своим, чужим – любымо чистой прозе стихотворной строчкии о стихах, что в прозу вкрались ночью,я – всплеск огня и я – тягучий дым.
«Как прежде, бегу и тону…»
Как прежде, бегу и тонув сумятице призрачных дел.Я встретил тебя потому,что встретиться очень хотел.Я встретил тебя потому,что небо смотрело на нассквозь неощутимую тьмумильонами ангельских глаз.Не встреча, а так, пасторальпрозрачного небытия:зачем тебе циник и враль,зачем мне стандартность твоя?В сумятице призрачных делбегу, догоняю, лечу.Я радости дать не сумел,Печали твоей – не хочу.
«Я замкнут в замкнутом пространстве…»
Я замкнут в замкнутом пространствеосенним солнечным лучом,ловлю себя на окаянстве,но не жалею ни о чём.Плечом раздвинув ночь пустую,себя пытаюсь обмануть.Опять вокруг зима лютует,засыпав снегом торный путь.Заснуть бы тихо, безучастно,сказав печальное “Прости…”Пусть будут счастлива и счастливте, кто встречались на пути.Но снова в замкнутом пространствето взрыв, то вихрь, то круговерть.И жизнь прекрасна в окаянстве,когда за ней маячит смерть.