Каллиграфия
Шрифт:
Она шевельнулась во сне и глубоко вздохнула, а старик Праксис на улице, поскольку механизм отлаживал именно он, всё вертел и вертел своё колесо, подзадоривая бездушную машину, как подзадоривают скакунов или охотничьих собак.
«Да, он далеко не сибарит, этот умелец, — подумал Кристиан, возвратясь на соломенное „ложе“. — А их благодетель Мортис Астро, похоже, не столь состоятелен, как расписывала Мария. Так что если Джулия захочет подарить Праксису бриллиант, хотя и доставивший ее кузену столько забот, тут я, пожалуй, буду с нею единодушен».
А Джулия, едва только размежив веки, объявила, что долее в этом доме задерживаться не намерена. Она желает поскорее
— Мы топчемся на месте! — возмутилась она. — В нас стреляют, мы уносим ноги, мы плутаем по Криту, как слепые котята, без определенной цели и плана, а ведь изначально цель была вполне ясной и достижимой.
Кристиан молча соглашался, понимая всю правоту ее слов. В памяти его свежи были эпизоды недавних перестрелок, свидетельствовавших о полной бездеятельности их «миротворческой группы», и явственно говоривших в пользу мафии, которая разглядела в их команде серьезнейшую для себя угрозу. Покинуть гостеприимную виллу изначально было задумано для того, чтобы отвести напасть от Актеона, и, как выяснилось позднее, еще затем, чтобы избавиться от Люси, чья ревность и непростой характер служили в этом тонком и ответственном деле недопустимыми помехами. Теперь же, когда с Люси было покончено, можно было напрямую приступить к изобличению мафии, хотя каким способом, пока оставалось непостижимым. Тешить себя мыслью, что, блуждая по местности, они якобы запутывают следы, больше не приходилось. Группа их распалась, и где теперь странствуют Франческо и Джейн, целы ли они, живы, — всё это будоражило ум человека-в-черном ничуть не менее, чем уравновешенный ум Джулии. Ни средств для достижения основной цели, ни даже простейших средств для возвращения в город у них не было. Удивительно, как в подобных обстоятельствах они еще сохраняли бодрость духа!
Порядочно проголодавшись и изведав все «прелести» бедняцкого отдыха, они спустились к столу, на котором красовался теперь пряный каравай, особая гордость Марии, которая, несмотря на сломанную руку, умудрилась испечь его к утру.
— Мне дед помогал, — с достоинством пояснила она. — А так я всегда сама справляюсь. Попробуйте! Мягкий, как вата!
Гости находились не в том положении, чтобы воротить нос от куска хлеба, а потому приняли угощение с благодарностью, и Мария нарадоваться не могла, как у них трещит за ушами.
— Ты что же, вообще не спала? — бесхитростно удивилась Джулия, дожевывая свой ломоть.
— Какое там спать, когда деду не спится! Он, поди, и сейчас с тетрапедом любезничает! И не смотрите на меня такими глазами. У него что ни изобретение, то дитятко новорожденное. Вот он и рассыпается перед каждым в увещеваниях да медовых речах. Я уж привыкла. А тетрапед для вас, кстати, готовится.
— Что, Мария, всё, почитай, порассказала? — прокряхтел из дверей Праксис. Девчушка залилась румянцем. — Ну да ладно, пожалуйте, господа, во двор. Я давненько раздумывал, кому б могла пригодиться такая машина, а тут, гляжу, два пешехода, и не абы каких пешехода, а из интеллигентов. Далёко, видать, путь держат. Дыры я подлатал, изъяны поправил… — приговаривал Праксис, семеня с ними рядом. — Да вы сами, господа, оцените!
А оценить, действительно, было что. Если б не прозрачный пластиковый купол над сидениями, Джулия решила бы, что у нее двоится в глазах, ибо тетрапед на первых порах казался спаянным из двух прогулочных велосипедов, колеса у которых заменили на более широкие, а вместо рулей укрепили этакую рогатую перекладину
«При таком-то нищенском существовании!» — подумала Венто. А Мария, точно угадав ее мысли, поспешила заметить, что Мортис некогда весьма щедро одарил их богатым гарнитуром, предназначавшимся для дедовых изобретений.
— Вот ведь всё вымелет, мельница неугомонная! — вскинулся на нее Праксис. — Лучше помалкивай да имя Мортиса без надобности не тереби!
Гости многозначительно переглянулись, однако сочли за благо не оповещать старика, что о «добродетелях» его спонсора наслышаны изрядно.
— Ступай в дом! — рявкнул он напоследок, и Мария, несмотря на увечье, стремглав побежала прочь. — Девчонка, что с нее возьмешь? — извинительно обратился он к человеку-в-черном. — Язык что помело. Да вы не обращайте внимания. Как вам моя машина? И в дождь, и в слякоть — довезет, куда угодно! Безвозмездный дар от Праксиса!
— Но чем мы заслужили?! — воскликнула Джулия, возведя на него глаза.
— Уж тем хотя бы, что помогли моей внучке после того злополучного падения.
— Я всё ж считаю недостаточной, — с заминкой сказала Венто, — столь обыкновенную услугу. Меня замучит совесть, коль я возьму машину, не отдав ничего взамен.
Она повернулась к учителю, полагая встретить его одобряющий взгляд или услышать какое-нибудь поощрительное напутствие, однако на лице его было написано безучастие, а от слов он предпочел воздержаться. Неужели ему безразлична судьба «королевской слезы»?
«А мы сейчас и проверим», — сказала себе Джулия, запуская руку в карман.
При виде бриллианта Праксиса затрясло, и Кристиану ничего не стоило определить, какого свойства у него лихорадка. Бедняки заискивают и пресмыкаются перед богачами, а особливо перед теми богачами, которые склонны к всплескам великодушия. Однако на изобретателя это правило, похоже, не распространялось.
— Чур меня, чур! — вымолвил он. — От большого скарба большая беда!
Он трясся, как осиновый лист, и являл собою зрелище весьма плачевное. Создавалось впечатление, будто ему взамен бриллианта подали ужа да велели съесть.
— Уберите, уберите! — чуть ли не на коленях умолял Праксис. — И поезжайте с миром. Не нужно мне от вас ничего!
Джулия с Кристианом переглянулись вторично.
«Экий бессребреник! — подумал Кимура. — Такими камнями небрежет». В поведении старика он усматривал неискренность, однако рассуждать на сей счет было некогда. Праксис явно мечтал их выдворить, а тут, к тому же, припустил дождик, и Джулия, которая, в общем-то, не пылала решимостью сбыть бриллиант с рук, поспешно забралась под купол тетрапеда.
Проводив путешественников затуманенным взглядом, Праксис уныло поплелся к крыльцу, а дождь шелестел по траве с удвоенной силою, и туче, казалось, не будет конца.
— Что ты, дедушка, точно муху проглотил? — справилась у него Мария, когда он, промокший до нитки, упал на заботливо придвинутый стул.
— Они пытались всучить мне «слезу».
— Невероятно! — шепотом проговорила внучка. — Ту самую, о которой столько толков?! Но ты был тверд? Ты не взял?
— Кто я, по-твоему? Круглый дурак? — буркнул Праксис. — Одно утешает: тетрапед достался кому следует, а «слеза» это только подтвердила. Не будь у них «слезы», я бы, может, еще терзался сомнениями. Отрадно сознавать, что первое поручение свое ты исполнил со всей неукоснительностью…