Каллистяне(ил. Л.Рубинштейна 1960г.)
Шрифт:
Он лежал в своей комнате. Окна были закрыты темно-синей завесой. Комната освещалась слабым сиянием, исходившим из потолка, и в ней было полутемно.
«Полет на олити… вельдь… Дьеньи в белом платье… – подумал он. – Неужели мне все это только приснилось?»
Он посмотрел на стоявший напротив диван, но не увидел, как ожидал, своего друга. Синяева не было, и даже постель не была постлана. Сам Широков лежал раздетый, под легким покрывалом.
«Что-то неладно, – подумал он. – Что же сейчас: день или ночь?»
Повернув
– Георгий! – тихо позвал Широков.
Синяев и Дьеньи вскочили при звуке его голоса.
– Наконец-то! – воскликнул Синяев. – Дьеньи, позовите Гесьяня.
Девушка выбежала из комнаты.
– Что со мной случилось?
– Что-то скверное. Ты потерял сознание на стадионе.
– Давно это было?
– В полдень; разве ты забыл? А сейчас глубокая ночь.
– И ты не спишь из-за меня?
– Что с тобой, Петя! Как я могу спать? Здесь находятся все наши друзья, члены экипажа звездолета, Дьеньи со своим отцом, Гесьянь, Бьесьи, Женьсиньг, Зивьень и многие другие. Твой обморок взволновал всю Каллисто. Как ты себя чувствуешь?
Широков не успел ничего ответить. В комнату вошли Гесьянь, Синьг и какой-то незнакомый каллистянин, с глубокими морщинами на лице.
– Это какой-то знаменитый врач, – успел шепнуть Синяев на ухо Широкову. – Его зовут Бьиньг. Его вызвали с другого материка Каллисто.
Трое врачей подошли к Широкову. Синьг сел на край постели. Гесьянь предупредительно подвинул кресло для Бьиньга, а сам остался стоять у изголовья Широкова.
– Напугали вы нас, Петя, – сказал Синьг, словно не зная, с чего начать разговор. – Как вы себя чувствуете сейчас?
– Совершенно нормально, точно проснулся после крепкого сна.
– Совсем скверно! – неожиданно сказал Бьиньг.
– Наоборот. – Широков не понял, к чему относилось восклицание старого каллистянина. – Совсем хорошо!
– Вот это и плохо, – последовал ответ Бьиньга. – Если бы вы проснулись больным, было бы хорошо.
– Я вас не понимаю.
– Опыт, на котором вы так настаивали, – сказал Гесьянь, – окончился плачевно. Этого надо было ожидать. А то, что вы чувствуете себя нормально, еще хуже. Значит, наше предположение верно.
– Объяснитесь!
– Причина вашего обморока – Рельос, его лучи, непривычные для вас.
– Но, ведь у нас на Земле каллистяне нисколько не страдали от лучей Солнца, которые так же непривычны для них. То, что со мной случилось, не похоже на тепловой удар.
– Рельос и Мьеньи, – вмешался Бьиньг, – разные звезды. Дело не в том, что лучи Рельоса несут больше тепла, а в том, что они более активны. Вам ясно, что это значит?
Он говорил ворчливым тоном и чем-то напомнил Широкову Штерна.
– Допустим, что ясно.
– Надо было послушаться Гесьяня, задержаться на Сетито дней на сто, потом на Кетьо дней на двести и только тогда прилетать на Каллисто. Надо было как следует привыкнуть к лучам Рельоса там, где они слабее.
– Но что же все-таки случилось со мной? – спросил Широков.
– Случилось то, что на ваш организм оказала вредное влияние какая-то составляющая лучей Рельоса, которой, по словам вашего товарища, нет у Мьеньи.
– Если так, то почему же это вредное влияние сказалось на мне одном?
– По-видимому, организм вашего товарища менее восприимчив к нему. Но и с ним случится то же самое, что случилось с вами. Это неизбежно.
Широков вспомнил, как несколько раз Синяев жаловался ему на недомогание, симптомы которого совпадали с тем, что испытывал он сам. Давно следовало сказать об этом Гесьяню. Здесь была допущена большая ошибка.
– Что же надо делать, по-вашему? – спросил он. – И чем нам грозит пребывание на Каллисто?
Последняя фраза вырвалась как-то невольно, и Широков с ужасом понял, что сам же допускает возможность покинуть планету, с которой они, в сущности, еще и не начали знакомиться.
Синяев, сидевший поодаль в кресле и не принимавший участия в разговоре, вздрогнул, услышав эти слова.
Гесьянь посмотрел на Синьга, и на его лице, выражение которого давно научился понимать Широков, мелькнуло смущение.
– Мне очень жаль, – сказал Гесьянь, – но я должен повторить то, что сказал вам раньше. Пребывание на Каллисто для вас опасно. Вы должны отправиться обратно на Кетьо или, еще лучше, на Сетито и провести там дней двести.
– Потерять почти год! – по-русски сказал Синяев. – Немыслимо!
– Что это за составляющая? – спросил его Широков.
– Не знаю точно. – Синяев вскочил с кресла и подошел к постели друга. – Сегодня днем они показали мне спектры Рельоса. Они такие же, какие давно уже получены на Земле, но есть несколько лишних линий. Я сказал им, что этих линий нет в спектре Солнца. Вот и все! А они сделали из этой мухи слона.
– Слона ли? – задумчиво сказал Широков.
Синяев пожал плечами.
– Ты врач, – сказал он, – а я нет. Кроме того, болен ты. Я совершенно здоров.
– Вы так думаете? – спросил Синьг, очевидно понявший то, что сказал Синяев.
– Пока, во всяком случае. – Синяев вернулся к своему креслу и бросился в него с видом полного нежелания продолжать разговор.
Широков задумался. Синяев, конечно, прав. Решать должен именно он – Широков. Решать за себя и за своего товарища. Все говорило за то, что каллистянские врачи дают правильный совет. Двести дней! В конце концов, не такой уж долгий срок. Они могли задержаться на Каллисто, ведь теперь есть возможность сообщить об этом на Землю. Надо соглашаться. Но как тяжело на это решиться!