Камень ацтеков
Шрифт:
«Сколько он еще протянет?»
Больной метался, от этих беспорядочных толчков лодка опасно раскачивалась. Баррет подошел поближе и сел рядом, не обращая внимания на нечистоты.
— Придержу тебя, чтобы ты не бился.
Ланда затих ненадолго, потом открыл глаза. Муть лихорадки плавала в них словно обрывки тумана.
— Жить хочу, — тихо сказал он. — Как угодно, хоть лежа на брюхе, только жить. Не дай мне умереть, Баррет.
— Что я могу сделать для тебя?
— Возьми камень и немедленно выброси за борт. Тогда я сумею выздороветь.
Питер
— Камень остался в Картахене. Ты не помнишь об этом?
— Нет! Здесь, у меня под рубашкой, он жжет мне ребра и душу.
«Беднягу сильно рвало, он весь в испарине, — подумал Баррет. — От этого теряют воду. Если мы не доберемся до какого-нибудь острова через день, Эрнандо умрет от потери влаги, даже если очередной приступ горячки сойдет на нет».
— Забери изумруд!
— Ты же продал его ювелиру… за те самые деньги, которые ты закопал на пустыре под Картахеной.
— Я обманул тебя, Питер. Ювелир разделил камень на две части и купил меньшую. Ограненная половина со мною. Он на шее, в ладанке… Только не бей меня, не надо, я и так скоро сдохну. И не трогай самоцвет пальцами, возьми его тряпкой. Тогда, может быть, проклятие тебя не коснется.
— Ах ты, мерзавец несчастный…
— Скорее уж покойник.
Питер сунул руку под чужую рубашку, кожа Ланды была очень горячей. Изумруд оказался на месте — в мешочке на шее. Баррет отрезал от плаща лоскут и, прихватив им, рассмотрел драгоценность как следует.
Камень наполовину уменьшился в размерах и свежо сверкал сине-зеленым блеском. Ему придали форму ступенчатой огранкой.
— Брось амулет в море!
— Уже бросил.
Баррет метнул за борт сломанный пистолет и сунул мешочек с изумрудом в карман.
— Скоро тебе станет лучше, — великодушно соврал он.
Ланда беззащитно щурился, пот стекал по его влажным вискам.
— Господи, я наяву вижу бога Камаштли!
Вокруг простиралось тихое море. На этот раз безумие Ланды оказалось неподдельным.
— Да лежи ты смирно!
Баррет навалился на испанца, чтобы помешать ему биться, и Эрнандо вскоре утихомирился.
— Знаешь, мне всегда хотелось богатства. Здесь, на лодке, среди мертвого штиля, у меня оно есть, но так несчастлив я еще не бывал никогда.
— Я поправляюсь, мне уже лучше, — чуть погодя прошептал де Ланда. — Я теперь не умру. Спасибо, Питер…
Он умер к утру нового дня. Питер некоторое время сидел над неподвижным телом. В вещах рыбаков не оказалось ни парусины для савана, ни лишнего груза, ни даже свободной веревки. Пират несколько раз закрывал испанцу глаза, но мертвые веки поднимались снова, зрачки авантюриста пристально рассматривали зенит. Они больше не боялись солнца.
В конце концов Баррет поднял Ланду на руки и просто опустил его в воду. Какое-то время тело плыло рядом с лодкой, и стайка мелких рыбешек щипала покойному неподвижное лицо.
«Вот
Баррет уснул, а когда проснулся, его голые по локоть руки горели от солнечных ожогов. Кожа местами облупилась, местами покрылась мелкими пузырьками волдырей. Пить хотелось нестерпимо, бочонок показывал пустое дно. Сухари еще оставались, но Баррет совсем перестал есть, надеясь, что так влага лучше задержится в теле. Морская вода билась о борт, хотя он знал, что ее горечь легко может вызвать опасную рвоту.
День опять клонился к закату, ночью высыпали звезды, штиль кончился, дул свежий ветер, Баррет ненадолго поставил парус, потом убрал его.
«Как только я найду какой-нибудь остров, пополню там запасы, пусть даже придется драться с испанцами или с дикарями. Только бы не уснуть и не проспать землю».
Он уснул под утро и проснулся через несколько часов, от холодного прикосновения — маленький твердый краб пробежал по его шее. Ставшая привычной качка не ощущалась, лодка застыла, косо уткнувшись в песок. В пяти ярдах слева из воды торчали обломки скалы. На камнях осело немного морской смолы — битума. Он вылез на мелководье и потрогал битум пальцем. Смола смешалась с песком и чуть-чуть отдавала амброй.
«Посудина могла разбиться или перевернуться, а я — утонуть во сне».
Баррет осмотрел маленький, около мили в диаметре, плоский остров, на котором не оказалось ничего, кроме морского мусора и песка, потом прошел по берегу, расшвыривая ногами пустые раковины и спутанные пучки водорослей.
— Нарекаю эту местность островом Баррета! Жаль, что в моих владениях нет настоящей травы…
Влажный песок у берега лежал плотно. Там, куда не доставал прибой, сухая почва причудливо сместилась под действием ветра в виде извитых, не тронутых ногой бороздок, тут же валялись рыбьи кости и несколько старых корабельных обломков, источенных морским червем.
— Конечно, на моем чертовом острове пресной воды тоже не найдешь.
Баррет долго ругался от отчаяния. Он погонялся за крабами и с трудом поймал полдесятка штук, потом съел их сырое мясо, чтобы хоть этим заменить воду.
— Подлые твари слишком мелкие и худые.
Обшивка лодки пропускала воду, остаток дня он потратил на то, чтобы кое-как залатать ее размягченным битумом, кусками плаща Ланды и полосками кожи от разрезанной сумки. Голова уже начинала болеть от жажды — пока чуть-чуть, но эта боль должна была усилиться к ночи.
Ночью шуршал песок, англичанин погрузился в странное состояние между бодрствованием и сном — сознание почти отделилось от тела, все звуки обострились. Ему хотелось пошевелиться, высечь искру, подпалить пучок сухих водорослей и достать волшебную кружку, но он почему-то не хотел рассматривать ее цвет. Что-то черное, горбатое и мучительно медлительное шевелилось в темноте.
— Бог удачи, это ты? Не хочешь мне помочь?
Бог не ответил, он неуклюже отполз по пляжу, стараясь держаться подальше от человека.