Камень власти
Шрифт:
— Ступай, Марфа, позови мужа, — деловито распорядилась великая княгиня.
Горничная, зажав от испуга рот ладонью, метнулась куда-то вглубь, пот темную дубовую лестницу, и вскоре Алексея подхватили чьи-то более сильные, чем у цесаревны руки. Камердинер Екатерины Василий Шкурин с помощью своей жены и великой княгини понесли теряющего сознание Орлова в соседнюю комнату.
Алексей чувствовал, как его положили на кровать. Душная темнота внутренних покоев кое-где разрывалась слабыми огоньками свечей. Перед глазами Алексея эти блестящие искры пустились в пляс, его голова стукнулась о подушки, набитые камнями. Сознание то гасло, то вновь вспыхивало.
Он видел, как в комнату вошел невысокий, гладко выбритый человек в шлафроке, накинутом на ночную рубашку и, едва взглянув на Алексея, зацокал языком.
— Карл Иванович, — обратилась к вошедшему Екатерина. — Умоляю вас, осмотрите этого юношу. Он лежал в саду. Ему нужен врач.
— Врач здесь, — коротко бросил бритый и, закатав рукава, подступил к кровати. — Марфа, воды! Света побольше.
— Да не гремите же! — Взмолилась Екатерина. — Вы разбудите великого князя. Я не хочу объяснений.
— Разбудить великого князя нет никакой возможности, — заявил врач. — Он пил рейнвейн со своими голштинскими цирюльниками и выпил много. Меня вызвал к нему капрал Люнефельд, сказал, что царевичу плохо, а когда я приехал, он уже спал и сильно храпел.
Великая княгиня прыснула в кулан, а Алексей снова потерял сознание. Когда он опять пришел в себя, доктор уже заканчивал накладывать шов на его щеку.
— Он будет жить? — Спросила великая княгиня.
— Конечно, — уверенно отозвался врач. — Но шрам останется навсегда.
— Жаль, — протянула Екатерина. — Красивый юноша. И глаза у него совершенно греческие.
Это было последнее, что слышал Алексей.
Он очнулся только через несколько часов и обнаружил, что его перенесли на канапе, поставленное за высокими китайскими ширмами, отделявшими дальний угол комнаты. Утреннее солнце уже зажглось малиновым светом над черной стеной дальних елей, росших к западу от дворца.
Орлов пошевелился, и на скрип его хрупкого ложа немедленно явилась вчерашняя девка, уже умытая и прибранная, в белом хрустящем чепце и нестерпимо чистом переднике с шелковыми лентами.
— Лежите, лежите, — защебетала она, ставя на стол серебряный поднос с кофейником и небольшой супницей под крышкой. — Это каша. Овсянка с сушеной земляникой, — заявила горничная, усаживаясь на край канапе и повязывая Алехану на шею салфетку. — Нет, нет, не двигайтесь, доктор вам строжайше запретил. Кормить буду я. — с этими словами она взялась за серебряную ложку внушительных размеров и приоткрыла крышку.
От сытного запаха овсянки Орлова замутило. Каша была сварена необычайно жидкой, это объясняло, почему ее держат в супнице.
— Я не хочу есть, — тихо прошептал он.
— Карлович Иванович сказал, что так и должно быть, — навязчивая девица влила Алехану в рот целую ложку. — Вы потеряли много крови и должны хорошо кушать. Вот, вот, еще немножечко. За ее императорское высочество, которая нашла вас и спасла, — резюмировала горничная, вытирая ему губы салфеткой. — Видите, как славно!
Алексей молчал. Ему было больно жевать, не то что говорить. Слава Богу, каша сама лилась в горло, обжигая небо. Девка заулыбалась, видимо, поняв, о чем он думает.
— Это Карл Иванович велел кормить вас овсянкой, — сказала она, — чтоб вам удобно было ее глотать. Она и для желудка полезна, и для крови. Доктор Крузе очень добрый и предусмотрительный человек…
— Тебя как звать-то? — Оборвал ее излияния Алехан.
— Марфа, — опешила горничная. — Шкурины мы. Я и муж тут служим. Василий-то мой камердинером у ее высочества.
Орлов кивнул.
— Значит это Монбижон? — Угораздило же его попасть в самое «вражье логово»! Интересно, как отсюда выбраться?
Вновь угадав его мысли, Марфа отрицательно покачала головой.
— Вам двигаться не велено. Доктор Крузе говорит, что сломано два ребра и сильно ушиблен позвоночник.
— Но я не могу. — Алексей попытался подняться на локтях. — Меня, должно быть, уже ищут.
— Доктор…
— К черту твоего доктора! — Алехан стряхнул одеяло на пол и с ужасом обнаружил, что на нем нет рубашки, а вся грудная клетка перетянута широкими полотняными бинтами.
Горничная ойкнула и залилась румянцем, Орлов зло чертыхнулся и тоже отвел глаза.
Со стуком распахнулась дверь, и в комнату, помахивая коротким обрубленным хвостом, вбежала крохотная собачка с выпученными черными глазками-бусинами и гладкой, как у крысы, рыжей шерстью. Она казалась такой малюсенькой, что легко бы уместилась в опустевшей супнице. Раньше Алехан никогда не видел английских шарло, и Марфа пустилась объяснять, что этот редкостный уродец страшно дорого стоит, и его подарил великой княгине сам Шувалов, которому прислали собачку с новой партией книг из Лондона.
— А ну-ка, Иван Иванович, попляши!
Горничная щелкнула пальцами, и собачонка, радостно махая обрубком хвоста, тотчас встала на задние лапки и завертелась вокруг собственной оси, словно выпрашивая сласти. На шее у нее болтался кружевной бант с серебряным бубенчиком, как у козленка.
— Вы называете ее Иван Иванович? — Удивился Орлов.
— Правда, похож? — Марфа конфузливо захихикала. — Это шутка ее высочества.
Изящный шарло, потешно приплясывавший, ради кусочка сахара, действительно чем-то напоминал фаворита Елизаветы с его вечными кружевами, пудрой и бутоньерками.