Каменное сердце
Шрифт:
— Но… — начала Нелл, нахмурившись, потом замолчала. «Наверняка Софи сказала ей, что они собирались назвать девочку Нелл», — подумала Мария.
— Мама, — произнесла Мария, сжимая запястье матери. — Никакого выкидыша не было. Я сказала Гордону, что очень сожалею, а он ответил, что ничего об этом не знает. Софи все выдумала. Именно поэтому я и вернулась тогда в их дом.
Хэлли начала осознавать, что Мария говорит правду. Глаза ее наполнились отчаянием. Морщины отчетливо проступили на потемневшем лице. «Год, когда мать стала старой», — подумала
— Она была такой талантливой, — безучастным голосом произнесла Хэлли. — Она могла стать знаменитой певицей. Я уже представляла ее на сцене Метрополитен-опера, в роли Люсии ди Ламмермур.
— Я знаю, — сказала Мария.
— Моему голосу было далеко до ее, — заметила Хэлли. — И для оперы он не годился. Лучше всего мне удавались романсы. По ночам, когда вы уже спали, я пела их для Малькольма.
На мгновение ее лицо просветлело, потом уголки рта снова опустились; она положила голову на край стола и тяжело вздохнула.
— И что же нам делать? — спросила Мария, обращаясь к Нелл.
— Нужно поговорить с Софи.
— Она будет защищать его до потери пульса, — приподняв голову, произнесла Хэлли.
— Она не отвечает на мои звонки, — сказала Мария.
— Если я скажу ей, что знаю об этом, — промолвила Хэлли, — она перестанет со мной разговаривать. Софи никогда никому не позволяла критиковать Гордона. Однажды я заметила что-то по поводу его шортов — мне показалось, что они длинноваты, — и потом потратила две недели на то, чтобы вернуть ее расположение.
— Почему она так себя ведет? — спросила Нелл.
Никто не ответил. Мария тоже хотела бы знать, почему для Софи так важно поддерживать миф о совершенстве ее мужа.
— Я ужасно тревожусь о детях, — сказала Нелл. — Даже если он не бьет их, то, что они видят, скажется на всей их дальнейшей жизни.
— Не забывай, детская психика очень гибкая, — заметила Хэлли, прячась за стеной своего обычного слепого оптимизма.
— Боюсь, Софи причиняет им боль, — медленно произнесла Мария. — Может, не физическую, но душевную — это точно.
— Не исключено, что она делает это непреднамеренно, — вставила Нелл.
— Она может переносить на них то, что Гордон делает с ней.
Хэлли зажала уши руками.
— Не хочу больше слышать ни слова об этом — понятно? — ни слова! — Ее голос перешел в шепот, потом совсем затих.
Они сидели втроем, молча, неспособные утешить друг друга. По тому как Хэлли свела брови и выпрямила спину, Мария и Нелл поняли, что она хочет остаться одна. Мария подумала, что со стороны матери было жестоко и грубо так обрывать разговор, однако она поцеловала ее на прощание и, наклонившись, обняла, насколько та позволила. Мария знала, что Хэлли сейчас теряет свою младшую дочь, и не могла даже представить себе, что она должна была чувствовать.
Глава 11
В первый момент Мария подумала, что полученная ею открытка — рекламный трюк, однако при ближайшем рассмотрении карточка с семью разноцветными воздушными шариками и надписью «МЫ СДЕЛАЛИ ЭТО!» оказалась приглашением на золотую свадьбу родителей Гордона. Эд и Гвен Литтлфильд устраивали вечеринку в Масоник-Темпл в следующую субботу. Почерком Гвен, с наклоном в обратную сторону, на карточке была сделана приписка: «Поскольку ты вернулась из далеких стран, мы надеемся, что этот семейный праздник ты не пропустишь!» Мария поняла, что ее отсутствие на свадьбе Софи и Гордона, причиной которого были раскопки, было воспринято как преднамеренное. Она позвонила Хэлли.
— Ты получила приглашение? — прямо спросила ее мать.
— Да, — ответила Мария.
— Софи будет очень недовольна, — сказала Хэлли. — Она просила Гвен не приглашать тебя, однако карточки уже были разосланы. Для Софи было нелегко обратиться к Гвен — они не слишком близки, и она не хотела, чтобы та знала о наших семейных неприятностях. Гвен всегда во всем винит Софи. Иногда мне так и хочется заехать ей по физиономии.
— Насколько я понимаю, ты не говорила с Софи о том, что мы тебе рассказали, — сухо произнесла Мария.
— Нет, не говорила. И чем больше я думаю об этом, тем больше я уверена, что ты ошиблась.
— А как Софи объяснила, что она не хочет, чтобы меня приглашали?
— Она утверждает, что ты преследуешь Гордона. Заходишь к Кэти, чтобы позавтракать с ним. — Голос Хэлли звучал достаточно неодобрительно, чтобы Мария ощутила ярость.
— Не могла же ты поверить в это! — воскликнула она.
— Я и не поверила. Но это то же самое, о чем я говорила тебе, имея в виду Дункана Мердока: ты красивая разведенная женщина, а люди любят сплетничать. Даже твоя сестра неправильно истолковала твои поступки.
У Марии не было слов, чтобы возразить матери. Она ясно понимала, что происходит: ее мать готова была скорее поверить, что Мария пытается увести у сестры мужа, чем признать, что между Софи и Гордоном происходит нечто ужасное.
— А Питера и Нелл пригласили?
— О них она не упоминала.
«В конце концов, Питер и Нелл ничего не видели», — подумала Мария.
— По-моему, ты совершаешь ошибку, не говоря Софи о том, что знаешь. Этим ты не принесешь ей пользу. Она нуждается в помощи, — сказала Мария.
— Даже если предположить, что ты говоришь правду, — усталым тоном произнесла Хэлли, — чем поможет мое вмешательство? Я только оттолкну ее, и у нее не останется никого, с кем она могла бы поговорить.
«Ваши отношения насквозь фальшивые!» — хотела было выкрикнуть Мария. Софи играла роль счастливой жены и матери так долго, что теперь, начни кто-нибудь задавать ей вопросы, она так и останется в этой роли: любящая мать, преданная жена. Мария задавалась вопросом, какова ее сестра в действительности, что за человек скрывается под ее привычной маской. Она вспомнила картину «Крик»: ребенок с огромной головой, беззубый рот, обведенный красным, распахнут так, что видна черная бездна глотки.