Каменное сердце
Шрифт:
Возвращаясь домой из тюрьмы, Мария заехала к брату на работу. Она оставила машину на Саммер-стрит и пешком дошла до каменного дома с белыми колоннами, где в восемнадцатом веке жил какой-то капитан-китобой, а сейчас размещались приемные адвокатов, бухгалтеров, студия фотографа и дерматологический кабинет.
Секретарша Питера, жизнерадостная молодая женщина, не скрывающая свою беременность, указала Марии на дверь в его офис.
— Надеюсь, ты не против, что я вот так, без приглашения, — сказала Мария, глядя в окно
Питер вышел из-за стола, чтобы поцеловать Марию. Он коснулся губами ее щеки и сразу же отступил, однако она крепко обняла его и прижалась щекой к его плечу. Питер был без пиджака; от его белой рубашки исходил легкий аромат лосьона после бритья.
— Черт, — произнес он спустя пару секунд.
— С ней все в порядке, — сообщила Мария, выпуская брата из объятий.
— Я знаю, как с ней все в порядке, — сказал Питер, усаживаясь. — У меня уже были клиенты из нашей тюрьмы. Софи не выдержит там.
— Выдержит, — заверила Мария, хотя ей вдруг стало страшно.
— Она не позволяет нам освободить ее под залог. — Она отказывается.
— Почему?
— Она говорит, что не заслуживает быть на свободе.
Поскольку Мария не отвечала, Питер продолжил.
— А как дети? — спросил он.
— Не очень хорошо. Они не понимают, почему Софи не возвращается домой. Я даже не уверена, что они понимают, почему не возвращается Гордон.
Взгляд Питера сосредоточился на карандаше, лежавшем на столе.
— Я помню, как Гордон объяснял Саймону, что такое смерть. Это было уже давно, кажется, Фло тогда еще не родилась. Маленький дрозд выпал из гнезда и сломал крыло. Софи пыталась спасти его, копала для него червяков на заднем дворе и поила водой из пипетки. Саймон называл его Крошкой.
— Птенец умер? — спросила Мария.
— Да. Утром мы все собрались у них, кажется, на воскресный завтрак, и Саймону захотелось узнать, как себя чувствует Крошка. Гордон отвел его во двор, показал мертвую птичку и стал говорить, что смерть — это вроде как сон. А Саймон все время твердил, «он спит» или «Крошка спит», и на лице у него весь день было это ужасное, растерянное выражение.
— Саймон напуган, — сказала Мария. — Или зол, я бы сказала. Постоянно ходит мрачный. И агрессивно ведет себя с Фло. Когда я пытаюсь утешить его, он смотрит на меня, как на полную дуру.
— Его мать только что застрелила его отца, — заметил Питер, запуская пальцы в свои волосы. — Черт!
— А ты помнишь, как умер папа? — спросила Мария. — Тебе было примерно столько же, сколько Саймону.
— Это совсем другое, Мария, — ответил Питер. — Отец умер от старости.
— Я знаю, что это другое, — тихо промолвила Мария. — Мы почти не заметили его смерти. Он и до этого никогда не бывал с нами.
— Нет, бывал, — сказал Питер. — Я навещал его в его комнате, и он рассказывал мне о работе в суде. О том, как говорил неодобрительным тоном и понижал голос, чтобы запутать свидетелей со стороны противника. Сейчас я сам так делаю.
Мария подняла голову и взглянула на брата.
— Ты пережил его смерть гораздо тяжелее, чем я и Софи. Ты был единственным, с кем он разговаривал. С тобой да еще с мамой.
— Да, — согласился Питер. — А после его смерти мама прилепилась к Софи, и все было кончено.
Мария никогда не задумывалась о том, каково пришлось Питеру после смерти Малькольма. Мария и Софи всегда были близки, они могли утешить друг друга; Мария никогда не обижалась на Хэлли за то, что им приходится делить между собой привязанность Софи. Но Питер — кто был у него? Мать и сестры снисходительно позволяли ему играть роль единственного мужчины в семье и забавлялись, глядя на то, как он старается, чтобы газон всегда был подстрижен, книги расставлены в нужном порядке, а ставни покрашены свежей краской, и иногда снисходили до благодарности. Сейчас Мария понимала, как сильно он старался завоевать их любовь.
— Ты так добр с мамой, — сказала Мария. — Иногда я тоже пытаюсь быть к ней добрее, но у меня такое впечатление, что она живет в своем собственном иллюзорном мире. И никто ей там не нужен.
— Нет, она хочет, чтобы мы были с ней, — произнес Питер, — но не хочет говорить о реальных вещах. Она отказывается думать о том, что случилось с Софи.
— Я знаю. — Ей стыдно. Она не может выносить всех этих телерепортеров, статьи…
Питер покачал головой:
— Дело не в этом. Она ненавидит такую публичность, но это не главное.
— А что главное? — спросила Мария с ноткой сомнения в голосе.
— Если мама признает то, что случилось с Софи, ей придется признать и свою роль в этом. Она должна признать, что Софи не могла обратиться к ней за помощью, никогда не могла.
— Мама никогда и ни в чем не признавала своей вины, — заметила Мария. — Все разговоры между ней и Софи сводились к тому, что Софи слушала мамины воспоминания о ее детстве, да еще они вместе мечтали о том, как Софи будет петь в Карнеги-холле.
— В твоих словах столько горечи, Мария, — сказал Питер, потрясенный.
— Нет, просто я так воспринимаю ее. И вообще нашу семью. — Ее голос смягчился. — Я долго отсутствовала, а ты был здесь и старался, чтобы все было в порядке.
— Спасибо, — поблагодарил Питер. Ее слова он воспринял как комплимент — с этой целью они и были произнесены.
Мария встала, одернула юбку. Ей очень хотелось пойти повидаться с Дунканом. Мысли о нем, светлые и сладкие, заставили ее заколебаться.
— Мне пора. Я еще хотела купить телевизор — кстати, где это можно сделать?