Каменный пояс, 1975
Шрифт:
...На рассвете Денисов выскочил из палатки под злой, торопливый разговор зениток. На родную землю пришла война...
В те минуты Николай еще не знал, какой длительной и чудовищно-истребительной она будет. Не знал, какие испытания выпадут и на его собственную долю.
В первом же бою танк БТ-7, которым командовал Николай, фашистам удалось поджечь. Чудом сумел экипаж в огненной сумятице выброситься из машины. После Николай с другими «безлошадными» танкистами участвовал в боях как пехотинец, отражал вражеские десанты, ходил в рукопашную.
В первую танковую бригаду, которую формировали в Подмосковье, поступали новые машины — знаменитые
Вернулся домой раненый земляк и рассказал ей о том, что своими глазами видел, как в первом бою буйным факелом вспыхнул танк Николая...
А он — хоть бы и знал о том, как убивается в безысходном горе мать — откуда и с кем мог отправить весточку домой, если непрерывно находился в боях и неизвестно, где находится эта самая почта полевая?
Осенью сорок первого, когда нашим войскам приходилось особенно тяжело, по тылам врага совершал свой легендарный рейд кавалерийский корпус генерала Доватора, Конники разрушали коммуникации, лихими и неожиданными налетами громили гарнизоны фашистов, сеяли панику во вражеском расположении. Взбешенные гитлеровцы бросили против корпуса свои отборные части. Немецкое командование решило окружить и уничтожить русских кавалеристов, которые путали им все карты.
Первую танковую бригаду советское командование спешно направило на выручку кавалеристов. Танкисты должны были протаранить вражескую оборону и вывести корпус из окружения.
Разведывательная рота шла впереди. Разведчики, как известно, — глаза и уши армии. Они — впередсмотрящие, в любом случае должны представить только точные сведения о противнике. И смерть, и слава — все первое у разведчиков...
На одном из привалов комбриг приказал: роте выдвинуться вперед, разведать пути возможного прорыва танкистов. Заработали моторы броневиков, наполняя лесную дорогу бензиновой гарью.
Резко разносились в глухой ночи трескучие звуки связных мотоциклов. Николай занял свое командирское место в броневике.
Зорко следил командир за дорогой, готовый в любую минуту прильнуть к пулемету или ударить из пушки. Но стрелять ему на этот раз не пришлось. Зачихал вдруг мотор, и машина заглохла. Ротный оставил для связи и помощи мотоциклиста Василия Платонова, а сам повел разведчиков дальше.
С рассветом вместе с механиком-водителем устранили неисправность. Только двинулись вперед, как навстречу на бешеной скорости вылетел Платонов, посланный Денисовым для уточнения обстановки.
— Назад! Там фашисты, — не доложил, а всполошенно выкрикнул мотоциклист командиру.
Оказалось, немцы устроили на дороге засаду. Храбро сражались разведчики, но одна за другой вспыхивали факелами машины, падали сраженные автоматными и пулеметными очередями бойцы.
Силы были слишком неравны, почти все разведчики погибли в этом бою. Только двое, обожженные, израненные, остались в живых.
Первые раны
Бригада выполнила свою боевую задачу, помогла кавалеристам выйти из окружения и продолжала воевать. В короткие минуты затишья, когда механики латали машины, когда ждали подвоза горючего и боеприпасов, Николай мучительно думал о том, скоро ли они остановят врага? Как это трудно — километр за километром пятиться назад, покидать города и села, отдавать их на разграбление и поругание врагу! Вот они оказались и на тихом Доне. Здесь через реку, кипящую от взрывов снарядов и бомб, переправлялись на другой берег к станице Вешенской.
— Вон видишь, дом Шолохова, — показал один из бойцов, — да не туда смотришь, вон там, на взгорье, двухэтажный...
Рассмотрел Николай сквозь пороховую гарь и густую, по всему горизонту, пыль дом писателя. И невольно замерло сердце: «Разорят его фашисты». И в горле запершило — то ли от густой летней пыли, то ли от злой, удушающей обиды за то, что позволяем гитлеровцам топтать самое дорогое для нас.
До войны Николай одно время работал в своем селе избачом и часто длинными зимними вечерами читал вслух землякам «Тихий Дон», «Поднятую целину». А теперь кипит тихий Дон от вражеских снарядов, и они, шолоховские читатели, с великой скорбью в сердце отступают за вспененную реку на восток. Скоро ли погонят гитлеровцев с родной израненной земли?
Об этом думал каждый боец бригады, каждый ее командир. Но впереди еще предстоял Сталинград.
В это время случилось страшное. Когда уцелевшие танкисты сосредоточились у речки Нижняя Гнилуша, обнаружилось, что нет знамени бригады. Знамя — символ воинской чести, и оберегать его должны как зеницу ока... Но воины еще не успели прийти в себя, как в расположении бригады появился командир взвода разведки старший лейтенант Григорий Каняев. Невысокий, почерневший и донельзя исхудалый, он едва волочил ноги. Многие дни и ночи пробирался он по территории, занятой врагом. Днем таился в балках, а ночью упорно шел на восток. И больше всего опасался попасть гитлеровцам в плен.
Нет, не за свою жизнь боялся старший лейтенант. Под гимнастеркой у него была святыня бригады — знамя. При отступлении, когда шел отчаянный бой, он заметил горящий штабной автобус. Кинулся к нему, увидел — водитель убит. Рванул дверцу, разглядел зачехленное знамя. Григорий выхватил его буквально из огня...
Как радовался, как гордился тогда старший сержант Денисов тем, что именно разведчик, его командир в трудные часы боя и отступления не растерялся, спас воинскую честь бригады!
...Ночью на окраину Сталинграда, где бригада остановилась на короткий отдых, налетели «юнкерсы». Бомбы ложились рядом с садом, в котором танкисты замаскировали свои машины. Заухали зенитные пушки противовоздушной обороны, застрочили счетверенные пулеметы. Танкисты бросились под машины — больше укрыться было негде.
Здесь, под машиной, и настиг Николая шальной осколок. Пробит сапог, ранена правая нога. Но молчит, сцепив зубы от боли, старший сержант. Только когда кончился налет вражеских самолетов, пулеметчик Миша Ерпулев (позднее погиб под Севастополем) обратил внимание, что у Николая разодран сапог.
— Ты ранен?
— Не сильно.
Денисова отправили в один из сталинградских госпиталей. Дней двадцать терпел Николай госпитальный режим. Как только рана затянулась, сбежал из госпиталя. Начальник санитарной службы бригады майор Зинченко всполошился, увидев хромоногого вояку, сердито потребовал, чтобы Николай немедленно вернулся в госпиталь. Пришлось обращаться лично к полковнику Кричману. В бригаде уважали командира за справедливость и личную храбрость. Высокий, по-военному подтянутый, он даже внешним своим видом внушал бывалым воинам уважение.