Камера хранения. Мещанская книга
Шрифт:
Тут распахнулась дверь из сеней, влетел сизый шар мороза, и в этом шаре вошла наша соседка, жена капитана Н. Они снимали тоже половину дома, через забор от нас. Но забор этот сейчас оказался вровень по высоте с обложившим его с двух сторон сугробом, так что соседские визиты стали еще удобнее.
Одета была соседка странно: из-под мужнина караульного полушубка внакидку шелковые чулки телесного цвета уходили прямиком в караульные же валенки с гигантскими галошами. Волосы на непокрытой голове были накручены мелкими витками на кусочки газеты.
Сбросив полушубок прямо на пол, она крутнулась вокруг вертикальной оси, отчего чуть не упала, поскольку валенки еле
– …Это борька привез еще из пруссии а я ни разу не надевала оно ж прямо вечернее как у жеймо в золушке а сегодня решила вот одеться а туфли летом купила в ленинграде подходящие лодочки кремовый лак потом увидишь и вот как тебе…
Жеймо – фамилия артистки, сыгравшей в фильме «Золушка», летом смотрели всей семьей в Москве – это я помнил и понял, а больше не понял ничего. Но догадался, что суть сказанного относится к одежде, обнаружившейся на соседке после того, как полушубок упал.
Одежда эта, из тонкого и скользкого даже на вид материала, представляла собой расширяющийся книзу наряд, а то и туалет. Длиною он был чуть ниже колен. Маленький бант стягивал сборки на груди, а большой лежал сзади на пояснице, точнее – я запомнил слово после одного счастливого несчастного случая с моим участием – на копчике. Подол туалета заканчивался широкой кружевной полосою.
Цвета все это было сливочного, так что кремовые лодочки действительно оказались бы кстати.
Явление одетой таким образом соседки произвело сильное впечатление.
Отец на минуту перестал чистить пуговицы.
Бабушка высыпала немного углей мимо утюга.
Я на всякий случай занял любимую позицию – за спинкой кровати со сборчатой занавеской и с железными шариками, которые можно было свинчивать и навинчивать, пока не потеряются все.
И только мать проявила мужество.
– Ты с ума сошла! Это же ночная рубашка немецкая! И ты собралась в ней идти?!
После этих слов минуты две в комнате не раздавалось ни звука, только выл за стенами вечный приволжский ветер. А через две минуты соседка что-то крикнула – я не знал этого слова – и вылетела в сени, волоча за собой полушубок. Дверью она хлопнула так, что светящийся иллюминаторами утюг подпрыгнул на подставке…
Меня разбудил шепот, доносящийся от кровати матери и отца.
– Ты видел, – громко шептала мать, – ты видел? Там же было еще четверо таких! У одной вообще…
Тут шепот стал неслышным.
И тут же снова распахнулась, впуская утренний мороз, дверь.
И снова явилась соседка – на этот раз уже без полушубка, но все же в валенках.
– А ты просто завидуешь, – произнесла она в тишине отчетливо, но негромко. – Там и другие дамы были в вечернем, как я, а в школьном, как ты, никто не пришел… Завидуешь? И завидуй.
Выходя, она не закрыла за собою дверь, и из сеней несло холодом, пока отец не встал, и не протопал босыми ногами, и не закрыл нас от холода.
Он всегда закрывал нас. А у моей матери был хороший вкус, но тяжелый характер. Вечная память им обоим.
И вот еще что: ну, не все отличали вечернее платье от ночной рубашки. Зато не было ненавистного мне слова «ночнушка», чтоб оно пропало.
Треники как национальная идея
Никогда не мог понять, да так и не понял, почему соотечественники всегда и везде, в двухместном купе поезда или в палате на шестерых профсоюзного пансионата, безумно спешат сменить любую одежду – костюм банкира от Brioni или черную униформу охранника из магазина «Спецназ» –
Как уже сказано, в первые послевоенные годы в качестве одежды для дома и особенно для курортного отдыха мужчины самых суровых профессий поголовно и с одобрения начальства носили полосатые атласные пижамы. Женщины этого круга – не все, но многие – называли себя дамами и в тех же обстоятельствах носили длинные, до земли халаты, выглядевшие на отнюдь не хрупких дамах комично. Впрочем, и выше описанную отнюдь не уникальную историю с трофейной ночной рубашкой следует считать эксцессом, но показательным.
Однако всё кончается, кончилась и эпоха народной наивности. Бусы и зеркальца перестали считаться вечными ценностями. Персонаж кинофильма, с наслаждением использующий доставшуюся в трофеях буржуйскую клизму как прибор для медленного и потому особо приятного потребления самогона, вызывал в зале добродушный смех превосходства – секреты этикета и комфорта стали достоянием строителей социализма. И примерно с середины пятидесятых универсальным костюмом для релакса стал так называемый тренировочный: брюки-рейтузы и блуза-фуфайка из бумажного трикотажа или трикотажные брюки и любая рубашка с обтрепавшимися от многих стирок воротником и манжетами. Стилистика расслабленности, будуарной неги, сонного ничегонеделания была привлекательна для намучившихся советских людей в первые послевоенные годы. Теперь она уступила место образу подтянутого спортсмена, собранной, гибкой спортсменки.
Ну, естественно, народный характер внес поправки и уточнения в картину. Во-первых, сам материал – хлопчатобумажный тонкий трикотаж – сразу же снижал спортивный пафос: рейтузы вытягивались на коленях пузырями, придавая атлетам вялый силуэт подагрика на слабых ногах. К тому же огромный, свисающий мешком пузырь образовывался и на заднице, что давало моей суровой на язык бабушке повод для сравнения «ходят, будто с полными штанами». Во-вторых, черный или темно-синий цвет – других не бывало – превращался в никакой после первой стирки. Продолжал он линять и в дальнейшем… В сочетании со свойством притягивать пух, нитки и другой мелкий сор этот ужасный трикотаж превращал любого, самого аккуратного и при этом крепкого мужчину в неопрятного уродца…
Полагаю, что, дочитав примерно до этого места, вы возмутитесь: «Что он, идиотами нас считает? Без него прекрасно помним, как выглядит тренировочный костюм, сами носили! Да и не делся он никуда…» Тише, господа, тише. Носили – и прекрасно, вместе и вспомним. А что не делся – да, существует, но на периферии, периферии…
Кстати, трениками стали называть этот поразительный костюм только тогда, когда он стал универсальным и всеобщим, – в шестидесятые. Официальное торговое название «трико гимнастическое», естественно, не прижилось. А народные «треники» совершенно органично вошли и в быт, и в речь. Тогда же, в шестидесятые, тренировочные брюки обрели несколько важнейших деталей. Во-первых, появилась узенькая складка-защип, застроченная вдоль «фасада». Во-вторых, внизу треники заканчивались штрипкой – ну, прямо девятнадцатый век!.. То и другое преследовало одну цель: придать вытянутой линялой тряпке стройный вид не то лейб-гвардейских лосин, не то балетного костюма…