Камешки
Шрифт:
— Ведьма? — уточнил Янир, как-то сразу поняв, за что мрачный мужик не любит местных жителей.
— Да какая она ведьма? — неподдельно удивилась тетка. — Мышь облезлая. Вертихвостка. А мой младшенький, парень всем на заглядение, и на ней жениться задумал, на моли бледной, немочи…
— А как же она его приворожила? — заинтересовался сидящий рядом Яс.
— А кто ж ее тлю разберет? — проворчала тетка, одарив Яса неприязненным взглядом. — Артифактик у нее есть страшной силы, в кургане вырытый. Ее дед ненормальный был, пастухом был на старости лет, мало ли что он в курганах нашел.
Какое отношение
— Это я ведьма.
— Мужик? — удивилась тетка.
— Заколдовали меня. Наказали за то, что чужих мужей привораживала. Красоту отняли, груди и те отняли. А за что?
Тетка сглотнула, немного на Яса потаращилась, а потом решила брать что дают.
— Хорошо, господиня ведьма, помогите в моем горе.
— Да я с радостью. Но ведьма, если любовь истинная, отворот делать не сможет, даже хуже, к себе приворожит намертво, сама того не желая. Но я попробую, вдруг приворот, тогда все будет хорошо.
Тетка немного постояла хлопая попеременно глазами и ртом, потом широко махнула рукой и торжественно сказала:
— Нет, лучше пускай эта тля будет, она хоть внука народит.
С чем и ушла.
Студентусы, давившиеся смехом, стали хихикать громко и не заметили, откуда взялся плюгавый дедок. Ему тоже ведьма была нужна. Чтобы приворожила к нему молодую и красивую, а то бабка померла, а ему скучно.
Шелла, в которой он безошибочно угадал ту самую ведьму, посмотрела на потолок, укусила себя за ладонь, а потом заунывным голосом сообщила, что каждый приворот пьет жизнь из того, к кому приворожили, если это не ведьма, конечно. Но так как дедку все равно жить недолго осталось, много он не потеряет.
Дедок проникся и потерял интерес к молодым и красивым.
Третьему посетителю нужен был талисман, умеющий находить клады. Студентусы дружно пожелали себе такой же, за что были обозваны неучами.
Четвертый, на удивление, пришел по делу. Он был главой селения и переживал за урожай. Йяда пообещала вместе с ученицей все полить и осчастливленный мужик ускакал, сияя как новый золотой. Его односельчане как-то не так эту радость восприняли и уверовали в ведьму еще больше. На студентусов посыпались предложения: научить кур нести золотые яйца и помочь найти зарытые далеким предком деньги, лишить какого-то Ерьку мужской силы и вернуть ее чьему-то мужу, выдать замуж некрасивую дочь за проезжающего мимо купца и создать бутылку, в которой будет не заканчиваться вино. Фантазия у селян оказалась буйной и слушать их бы было даже интересно, если бы они не пытались угрожать тем, что в противном случае нажалуются кому-то на ведьму.
Проблему с паломниками надо было как-то решить, потому что даже Яс был уверен, что эти люди ночью притащат лестницы и будут стучаться к ведьмам в окна. И частично ее решил Хэнэ, красиво улетев на кайгаре к заходящему солнцу. Правда, поверили в отбытие ведьмы не все, и в окна кто-то стучался. А утром Льену и Роану пришлось лечить сломанную руку парню, упавшему якобы с яблони.
— А давайте больше не будем в села заезжать, — предложила зевавшая во все клыки Ратая.
— У нас спальных мешков нет и палаток, — предупредил Роан.
— На сене среди поля спать будем, — решительно сказала Ольда, и спорить с ней не стала даже Джульетта, может, только из-за того, что клевала носом и плохо соображала.
— Хорошо, что завтра мы будем уже возле гор, — высказал общую мысль Малак и отчаянно зевнул. — Думаю, он нам отомстил.
— Кто? — спросил Янир.
— Тот мрачный мужик.
— Хм, — многозначительно сказал Янир, но обещать отомстить ему, почему-то не стал.
Ночевать в стоге сена оказалось вовсе не так хорошо и мягко, как описывалось в романах. Сначала это сено расползалось во все стороны и не желало держать на себе студентусов, пытавшихся устроить себе спальное место с помощью простыней, сворованных в селе в отместку за поиски ведьмы.
Потом, когда сообразили выкопать в сене несколько ям и простыни стелить уже в них, Джульетта обнаружила, что сено попалось какое-то неправильное. Нет, Малак утверждал, что правильнее сена в жизни не видел. И Шелла говорила, что оно всегда такое — неоднородное. Потому что никто не будет перебирать скошенную траву. А там, где растет что-то ядовитое попросту не будут косить. Но Джульетта ведь ожидала чего-то другого. Чего-то мягкого и душистого, пахнущего летом и медом. А тут на тебе — все время на голову непонятно откуда сыплется какая-то пыль, в бок упирается толстая палка, а под спиной находится что-то напоминающее старую корзину, из которой торчат концы лозин.
А еще в сене что-то шебуршалось и попискивало. Джульетта даже догадывалась что, но не хотела об этом думать, все равно оно вряд ли полезет к людям.
Когда солнце окончательно село, оставив на небе длинные малиновые полосы, к щебуршанию и попискиванию присоединились наглые сверчки. И ладно бы свиристели себе где-то в стороне, к этому все уже привыкли. Так нет же, эти наглые твари сначала полезли на сено, а потом стали прыгать, как сумасшедшие. И Джульетте казалось, что все пытаются запрыгнуть ей на голову. И судя по тихим проклятьям, не ей одной так казалось.
К сверчкам присоединились вездесущие комары, но они пищали в вышине, не рискуя приближаться. Против комаров давным-давно были придуманы амулеты. А вот о том, что неплохо бы было и остальным насекомым держаться подальше, почему-то никто не подумал.
Романтично любоваться ночным небом Джульетте совсем не хотелось. Обстановка к романтике не располагала. И половина желтой луны только раздражала. Слишком ярко она светила. И казалось, что подглядывает.
— А давайте рассказывать страшные истории, — предложил откуда-то слева Яс.
Поддерживать это предложение никто не стал, еще и, судя по звукам, кто-то попытался Яса придушить.
Джульетта печально вздохнула, подозревая, что скоро вообще разочаруется в романтике, прислонилась щекой к плечу Шеллы и незаметно для себя уснула.
Утро началось с дружного клацанья зубами и проклятий в адрес выпавшей росы. Оборотниха со злости даже предложила поджечь проклятый стог, чтобы согреться. Но Роан и Йяда запретили это делать. Так что в дальнейший путь студентусы тронулись злые и решительные. Они даже бутербродики жевали на ходу, желая убраться как можно дальше от злополучного сена. Лошади их желания не разделяли и понуро ковыляли навстречу ползущему по степи туману.