Камикадзе. Эскадрильи летчиков-смертников
Шрифт:
– Сколько времени? – простонал кто-то.
Я услышал, как Морияма ответил:
– Ох, Ока и Кувахара со своей бандой… опять втянут всю эскадрилью в историю.
Мы успокоились только после одиннадцати.
После завтрака всем ребятам из нашей казармы было приказано явиться в комнату Богомола. Лениво постукивая пальцами по спинке стула, сержант отклонился назад и молча взглянул на нас. На столе четырьмя аккуратными серебристыми рядами лежали шестьдесят иголок.
Богомол долго сидел, словно медитируя. Наконец он схватил одну из иголок, прищурил один глаз и прицелился
– Итак? – произнес сержант.
Никто не отозвался.
– Когда я учился в школе, нам такое в голову не приходило. Очень умно. Да, очень умно! – Вдруг Богомол резко рванул стул из-под себя, грустно взглянул на нас и покачал головой. – И вы ничего не знаете об этом, не так ли? – Сержант указал на Накамуру: – Эй, ты, прыщавый, отвечай!
Накамура судорожно глотнул, но ничего не сказал.
– Прекрасно! Честный прямой ответ. Странно только, мой дорогой прыщавый друг, что ты не выражаешь ни удивления, ни непонимания. Очевидно, ты знаешь, что я хочу… выяснить?
– Нет, господин старший сержант!
Богомол встал и начал прохаживаться по комнате, затем остановился перед Мориямой, глядя на него ледяным взглядом.
– Нет, нет… ты ведь тоже ничего не знаешь, верно? Слишком глупо!
Сержант непроизвольно ударил Морияму по носу, затем отпустил нас. Когда мы выходили, он крикнул нам вслед:
– Одна небольшая деталь: на следующее построение каждому из этой эскадрильи принести свои наборы принадлежностей для починки одежды. Сообщите об этом курсантам из других казарм.
Богомол выглядел бесстрастным, когда обнаружил, что у каждого из нас в наборе для починки одежды есть иглы. Он даже оценил нашу умную стратегию и добавил, что в связи с этим приготовил для нас специальный подарок.
И снова первая половина дня прошла спокойно. Даже на физической подготовке не случилось никаких инцидентов.
Потом пришло время наших ежедневных летных занятий.
– Кажется, пару недель назад кто-то очень сильно согрелся в своей форме, – заявил Богомол. – Некоторые даже в обморок от жары падали. Сегодня вы увидите, какой я милосердный человек. Мы не будем надевать летные костюмы. Как вам это нравится?
Забравшись в заднюю кабину самолета, я не заметил, кто сегодня был моим инструктором. Он обернулся, и я узнал своего старого знакомого по базовой подготовке Змея. Его перевели в инструкторы. Я начал пристегиваться ремнями, но сержант покачал головой:
– Извини, но пристегиваться не разрешается, Кувахара!
Я отпрянул назад. Нельзя пристегиваться ремнями! К тому же Змей говорил со мной очень любезно, и это тоже очень сильно пугало.
Мы взлетели и быстро набрали высоту. На пяти тысячах футов Змей с усмешкой оглянулся. Его глаза за стеклами очков выглядели узкими щелями.
– Держись!
Холодный воздух уже бил меня в открытой кабине. Вцепившись в недействующие рычаги, я увидел, как мир перевернулся и ринулся на нас. Мы не спеша выполняли мертвую петлю. Я прижал голову к груди и ухватился за болтавшиеся свободно ремни. Момент был крайне неприятный. Самолет выровнялся и влетел в облако. От сильного ветра я окоченел. Затем, вырвавшись из белого пара, мы начали выполнять вторую петлю. Без ремней! Воздух рвал меня на части, словно гигантская рука. Еще секунда, и меня выбросило бы в небо! Я мрачно боролся с земным притяжением и обжигающим ледяным ветром.
Когда самолет наконец снова выровнялся, я уже не понимал, где находился верх, а где низ. Перевести дыхание мне не удалось. Машина стала резко падать по спиральной траектории. Кровь в моей голове стучала так, будто я залпом выпил целый стакан ледяной воды. Перед глазами все расплывалось и погружалось в темноту. Когда я пришел в себя, мы готовились к посадке. Не в силах двигаться, я просто вывалился из самолета.
Все шестьдесят курсантов прошли через это испытание, и полчаса спустя большинство из нас не могло стоять на ногах. Мы были столь измождены, что Богомол фактически извинился перед нами.
– Ведь вы же служите в военно-воздушных силах. Вы должны приучать себя к подобным вещам.
Однако для меня это был не последний неприятный полет. Всего через две недели произошло странное, необъяснимое событие. Шестеро из нас летели в одном строю, когда Богомол приказал совершить маневр и следовать за ведущей машиной, в которой летел он. Я летел первым в строю и потому сразу последовал за сержантом, когда его самолет сделал вираж, плавно снизился и начал выполнять петлю. Выполнив, в свою очередь, фигуру и выходя из петли, я продолжал держаться на хвосте Богомола, но вдруг по какой-то причине – причине, которая непонятна мне до сих пор, – вместо того чтобы сбросить скорость, нажал на газ.
Почувствовав, что я очень близко, Богомол изменил курс и начал подниматься вверх. Я продолжал держаться в опасной близости от него. Странное это было ощущение. Казалось, самообладание покинуло меня. Мои наушники стали разрываться от криков.
– Убирайся с моего хвоста, придурок! Идиот! Сбавь скорость!
Позади уже появились остальные самолеты нашего звена. Богомол стал резко снижаться, а я следовал за ним как привязанный. Будь у негоболее быстрая и маневренная машина, мне никогда не удалось бы так долго преследовать сержанта. Но его попытки уйти от меня на тренировочном самолете были тщетными. Богомол крутился, вертелся, взмывал вверх, падал, но освободиться от меня не мог. Мысль сбить его в воздухе вдруг ошеломила меня, но потом я испугался. У меня возникло ощущение, будто я чуть не попал под воздействие гипнотизера.
Когда мы вошли в крутой вираж, Богомол проревел:
– Поворачивай вправо! Вправо!
Этот приказ подействовал на меня не больше, чем жужжание пойманной мухи. Я повернул влево, и мы избежали столкновения только чудом.
Богомол в отчаянии нажал на газ и помчался в сторону гор над Фукагавой, и вскоре наши моторы ревели между ними над длинными долинами. Поросшие деревьями склоны обступали нас. Я потянул на себя штурвал и увидел, как самолет Богомола взмыл вверх. Еще чуть-чуть, и сержант опоздал бы! Крыло его машины срезало верхушку сосны! Жертва безжалостного насилия – я преследовал Богомола. Мы продолжали подниматься, держась в нескольких метрах друг от друга, а потом над вершиной горы стали разворачиваться.