Камни вместо сердец
Шрифт:
– Теперь я могу сделать очень немногое, но обещаю вам, что, когда дело дойдет до суда в Винчестере, я добьюсь справедливости. В конце концов, реальных улик против вашего мужа нет, – добавил я, чтобы подбодрить ее.
– Но что нам делать с обращением в Ходатайственный суд по поводу нашего леса, сэр? – спросила женщина. – Мой муж не хотел бы, чтобы мы отказались от этой мысли.
Оглянувшись, я заметил Дирика и Фальстоу, наблюдавших за происходящим, стоя на ступеньках крыльца. Я окинул взглядом селян: на лицах некоторых читалось уныние, но были среди них и возмущенные. Тогда я громко произнес:
– На мой взгляд, жизненно важно, чтобы
– Послушайте моего хозяина, – с одобрением поддакнул Барак. – Сопротивляйтесь.
Мистрис Эттис кивнула. И в этот самый момент все повернулись на приближавшийся стук копыт. По подъездной дороге скакал вестник в королевской ливрее. Остановившись возле ступеней, он спешился и подошел к Фальстоу. После короткого разговора гонец вошел внутрь дома, а управляющий, немного поколебавшись, шагнул к нам. Дирик остался на своем месте. Я против воли восхитился отвагой Амброуза: нас окружали человек двадцать селян, разгневанных и враждебно относящихся к нему, но он все-таки подошел прямо ко мне и сказал:
– Мастер Шардлейк, этот гонец привез вам пакет с письмами. Он ждет вас на кухне. – Затем дворецкий повернулся к селянам: – Ступайте отсюда, уходите все, если только не хотите попасть за решетку за пребывание на землях поместья.
Несколько мужчин посмотрели на него яростными глазами.
– А ты уверен в том, что этот сумасшедший парень не убил собственную мать? – воскликнул один из них.
– Да, – добавил другой. – Этот парень одержим бесом.
– Нет! – воскликнула мистрис Эттис. – Он еще ребенок, оставьте его в покое! – И она громким голосом обратилась к Фальстоу: – Не этот мальчишка засадил моего мужа в тюрьму, а ты сам. И эта черная ворона! – указала она на Винсента.
Ропот послышался снова. Один из крестьян нагнулся, поднял камень с дорожки и запустил его в Дирика. Тот отпрыгнул в сторону, повернулся и скрылся в дверях. В толпе захохотали.
Я поднял руки:
– Уходите! Не устраивайте неприятностей себе самим! И, кстати, судьям в деревне тоже. Подавайте вашу жалобу мне в Линкольнс-инн! – После этого я повернулся к Амброузу: – А теперь, мастер управляющий, я встречусь с гонцом. Пошли, Джек.
Вестник сидел за кухонным столом. Урсула налила ему пива, дала хлеба и сыр. Увидев нас, он встал и поклонился, а потом передал мне пакет с письмами. Я вскрыл его: внутри оказалось письмо, адресованное мне и подписанное почерком Уорнера, еще одно письмо мне от Гая и третье послание, предназначенное Бараку, которое я тут же передал ему.
– Спасибо, – поблагодарил я гонца. – Далеко ли вам пришлось ехать?
– Из Портчестерского замка. Король со свитой вчера прибыл туда. Мастер Уорнер приказал мне ехать немедленно, частные письма запаздывали. А письма из Лондона пришли несколько дней назад.
Еще раз поблагодарив его, я предложил своему помощнику:
– Пойдем в твою комнату. Там спокойнее.
Обходя угол дома, Джек проговорил:
– Деревенские могут устроить здесь всякие неприятности.
– Вполне понятно, – согласился я.
Клерк с презрением усмехнулся:
– А ты заметил, как Дирик подпрыгнул и дал деру от этого камня? Он из тех, кто готов произнести смелое словцо, но побежит при малейшем намеке на телесную угрозу. Жаль, что эту картину не увидел молодой Фиверйир!
– Я так и не понял, почему Фиверйира так внезапно услали отсюда. Но можно не сомневаться в том, что причина была связана с Хью и Дэвидом.
Барак со всей серьезностью посмотрел на меня:
– Ты, наконец, всадил свою стрелу в эту семейку. Жестокий был выстрел!
– Я должен был как-то заступиться за Эттиса. И подумал, что если они будут знать, как здесь относились к Абигайль, то может быть вынесен вердикт об убийстве неизвестными лицами. Приддис помешал этому. Ты слышал, что он потом сказал мне?
– Да. Он опасен.
– Я знаю это. Хотелось бы знать, хватит ли у мистрис Эттис духа взять на себя защиту общинного леса? Мне кажется, что селяне пойдут за ней.
– Она показалась мне женщиной боевой. Чуть похожа характером на Тамасин, только постарше. А теперь пошли читать письма!
Оказавшись в своей комнате, Джек вскрыл письмо своей жены и погрузился в чтение, а я занялся посланием Гая. Оно было датировано четырьмя днями назад, двенадцатым июля:
«Дорогой Мэтью, письмо твое получил. Тебе будет приятно узнать, что дела Тамасин складываются благоприятно, хотя по мере приближения срока она испытывает все более сильную усталость. Дома Колдайрон ходит мрачным после того, как я призвал его к порядку, однако больше не наглеет. Джозефина как будто бы обрела кое-какую уверенность – я слышал, как она говорила юному Саймону, вновь заявившему, что он хотел бы пойти на войну, что война – жестокая штука и что ей хотелось бы, чтобы Бог установил вечный мир среди своих людей. Мне было приятно слышать это, однако я не мог не вспомнить того момента, когда она выругалась по-французски. Я вновь побывал у Эллен. Внешне она ведет себя нормально. Она приветлива и как ни в чем не бывало возится с пациентами. Она сказала мне, что теперь чувствует себя хорошо и я могу больше не приходить. Однако она совсем не упоминала тебя, и я ощутил в ней сильное чувство, скрытое под гладкой поверхностью. Когда я покидал Бедлам, ко мне подошел Хоб Гибонс и сказал, что два дня назад смотрителя Шоумса посетил хранитель Метвис. Зная о твоем желании знать все, что может касаться Эллен, Гибонс попытался подслушать, однако они говорили негромко, и он мало что сумел разобрать. Он сказал, что в одном месте они заговорили на повышенных тонах: Метвис крикнул, что ее нужно забрать отсюда, раз ее рот сделался ненадежным, a Шоумс ответил, что ты находишься под защитой королевы и он не станет этого делать. Мэтью, мне кажется, что тебе нужно возвращаться как можно скорее.
Я посмотрел на Барака:
– А что пишет Тамасин?
Он улыбнулся:
– Что ей скучно, что она устала и ей тяжело. Она хочет видеть меня дома. – Он с облегчением вздохнул. – Ну а что слышно от Гая?
Передав ему письмо врача, я вскрыл конверт от Уорнера. Его письмо было датировано вчерашним днем и пришло ко мне без промедления. Но вскрыв его, я понял причину такой спешки: кроме письма Роберта, внутрь была вложена небольшая записка, подписанная почерком самой королевы. Я сломал печать. Записка была написана накануне, 15 июля, в Портчестере.