Камни вместо сердец
Шрифт:
Я взял в руки «Книгу Охоты»:
– Полагаю, что это классический труд по охотничьему делу?
– Именно так. Написан французом, но переведен герцогом Йоркским, погибшим при Азенкуре, когда девять тысяч английских лучников остановили громадное французское войско, – рассказал Кертис с гордостью, опускаясь на край постели.
– Наверное, вы ждете охоту, которая должна состояться на следующей неделе? – спросил я.
– Очень жду. У меня это будет всего лишь третья охота. Мы не слишком много общаемся с соседями.
– Насколько я понимаю, необходимо некоторое
– Гостей сюда приводит лишь перспектива охоты. Так, во всяком случае, говорит мистрис Абигайль.
Итак, рассудил я, понятно, в какой изоляции здесь пребывают не только Хью, но и Дэвид.
– Это я на последней охоте завалил оленя, – с гордостью проговорил мой молодой собеседник.
– Мне рассказали, что вы получили в качестве награды его кость, которую с тех пор носите на шее.
Рука юноши вновь коснулась собственной шеи, а глаза его сузились:
– И кто же вам это сказал?
– Мастер Эйвери.
– Так вы расспрашивали его обо мне?
– Хью, единственной причиной, заставляющей меня находиться здесь, является ваше благополучие.
Взгляд непроницаемых голубых с зеленью глаз обратился ко мне.
– Я уже говорил вам вчера, сэр, что не имею никаких жалоб.
– Перед моим отъездом из Лондона Бесс Кафхилл передала мне для вас некий предмет, который мистрис Хоббей когда-то отдала Майклу. Он принадлежал вашей сестре. – Открыв ладонь, я показал лежащий на ней красивый крест. В глазах Кертиса мгновенно вскипели слезы. Он отвернулся.
– Майкл хранил его до самой смерти? – спросил Хью разом охрипшим голосом.
– Да, до самой смерти. – Я положил крест рядом с ним на постель. Протянув руку, молодой человек взял крест, после чего достал платок, вытер глаза и посмотрел на меня:
– Так мистрис Кафхилл помнит мою сестру?
– Самым искренним образом.
Парень помолчал какое-то мгновение, сжимая крест в руке, а затем поинтересовался:
– А каким сейчас стал Лондон? Я был там так давно… Почти ничего не помню, кроме шума, криков людей на улицах и тишины нашего сада.
И вновь я ощутил в этом юноше усталость, не подобающую его возрасту.
– Если бы вас отправили в университет, вы смогли бы общаться со своими ровесниками и обсуждать с ними книги с утра до вечера. Мастер Хоббей должен обеспечить такую возможность, если у вас есть подобное желание, – сказал я ему.
Поглядев на меня, юноша напряженно улыбнулся, а затем процитировал:
– «В учебе каждая часть тела является праздной, что поощряет грубые и холодные гуморы».
– «Токсофил»?
– Да. Но вы знаете, что я хочу не учиться, а отправиться на войну. Использовать свое мастерство во владении луком.
– Признаюсь, что, на мой взгляд, мастер Хоббей справедливо вам в этом препятствует.
– Когда в пятницу вы поедете в Портсмут, встретитесь ли вы там с вашим другом, капитаном стрелков?
– Надеюсь на это.
– Мы с Дэвидом тоже туда едем, чтобы посмотреть на корабли и солдат. А скажите, не было ли среди этих лучников молодых людей
Я подумал о Томе Ллевеллине и покачал головой:
– По правде сказать, мастер Хью, самый молодой рекрут из тех, кого мне доводилось встречать, был примерно на год старше вас. Такой крепкий парень.
– На мой взгляд, у меня достаточно и силы, и мастерства, чтобы отправить каленую стрелу в сердце француза. Да пошлет Господь мор на их головы! – с чувством проговорил Кертис. Должно быть, на моем лице отразилось удивление, так как он покраснел и склонил голову, потирая одну из рябинок на собственном лице. Парнишка вдруг показался мне весьма ранимым. Он вновь посмотрел на меня. – А скажите мне, сэр, мастер Дирик – друг вам? Говорят, что адвокаты соперничают на суде, но в жизни дружат.
– Иногда так случается. Но мы с мастером Дириком ни в коем случае не друзья.
Юноша кивнул:
– Это хорошо. Он мне не нравится. Но в этой жизни нам зачастую приходится общаться с теми, кто нам не по вкусу, не так ли? – горько усмехнувшись, он добавил: – Время идет, сэр. Я не вправе задерживать вас.
– Быть может, после моего возвращения мы сумеем поговорить о «Токсофиле» и других ваших книгах.
Полностью овладев собой, Хью снова взглянул на меня:
– Да, возможно.
– Буду ждать.
Я оставил его сжимающим в руке крест Эммы.
Продвигаясь дальше, я припомнил слова Абигайль, говорившей, что охота кажется ей небезопасной, и ответ ее мужа, заявившего, что он не в состоянии больше терпеть эту изоляцию. Чего же они боятся? Нет ли в этом какой-то связи со вчерашним выстрелом в нас с Джеком? Вне зависимости от того, что именно было сокрыто в Хойленде, я ощущал, что Хью знает, по крайней мере, часть тайны. И потом, эта свара с деревенскими жителями… Нетрудно было понять, что логика событий в Хойленде типична для лендлорда, решившего согнать с земли селян и отобрать ее для собственных нужд. Мне не раз доводилось сталкиваться с подобными процессами в Ходатайственной палате. Типична была и политика селян: ими руководили мелкие землевладельцы, подобные Эттису, a некоторых бедняков удавалось застращать до того, что они продавали свои наделы лендлорду.
К тому времени, когда я добрался до поворота на Рольфсвуд, солнце поднялось достаточно высоко и стало жарко. Я рассчитывал на то, что увижу перед собой жалкую сельскую колею, однако дорога на Сассекс содержалась в порядке. Проехав около мили, я ощутил запах гари и вспомнил тех углежогов, что попались нам по дороге на юг. Справа от меня дорога через высокий откос уходила в лес. Из любопытства я направил по ней коня.
Через несколько сотен ярдов я выехал на лужайку, на которой находилось похожее на улей невысокое, в рост человека, обмазанное глиной сооружение, из отверстия в крыше которого курился дымок. Прогалину занимали груды хвороста. На груде земли сидели двое молодых людей, поднявшихся, увидев меня.