Канадские поселенцы
Шрифт:
Затем Малачи и Альфред вернулись в заросли, где находилась Мэри, Сенклер и остальные и куда вслед за ними Джон и Гревс принесли все оружие, какое они нашли.
Вдруг Альфред, совещавшийся с Малачи, заметил, что хижины, в которых теперь никого не было, запылали. Оказалось, что Мартын, как только жена перевязала ему рану, пошел и поджег их.
— Так и следует, — проговорил Малачи, видя недоумение своего собеседника. — Это будет доказательством нашей победы и предостережением для других индейцев!
— Но что же станется с женщинами? — спросил Альфред.
— Они
— А что мы сделаем с нашими пленниками?
— Отпустим их на все четыре стороны впоследствии, но сперва должны взять их с собой и отвести отсюда дня на три пути: у них могут быть здесь поблизости союзники или друзья, которых они могут призвать к себе на помощь и уговорить напасть на нас, чтобы отомстить за их поражение.
— Ну, а раненых?
— Раненых мы оставим на произвол судьбы. Это всегда здесь так делается; мы им оставим воды и пищи, а женщины вернутся сюда после нашего ухода, и если они будут живы, то они выходят их, а если умрут, то похоронят… А вот Джон тащит медвежьи шкуры; это он приберег их для мисс Мэри; когда хижины догорят, мы расположимся там подле них на открытом месте и расставим часовых на ночь, а завтра ранним утром пустимся в обратный путь.
ГЛАВА XXXIX
В эту ночь почти никто не спал; когда все перебрались на открытое место у погорелых хижин, туда же привели и пленных. Персивалю теперь развязали руки и предоставили расхаживать на свободе, не спуская, однако, с него глаз. Первое, что привлекло его внимание, это был труп убитого Злой Змеи. Он подошел к нему, молча сел подле него и просидел неподвижно и безмолвно, склонясь над телом в сосредоточенном раздумье более двух часов. Никто его не тревожил. Похоронив тело солдата, убитого вождем, вырыли еще другую могилу для вождя и, опустив его в могилу, засыпали, как подобает. Мальчик все время молчал и, просидев еще некоторое время над свежей могилой, встал и пошел к двум раненым индейцам. Он принес им воды, напоил их и ласково говорил с ними на их родном языке. Когда же Мэри позвала его и стала говорить с ним и ласкать его, то казалось, ее голос и ласка как-то особенно глубоко подействовали на него, и под впечатлением столь разнородных чувств и впечатлений он склонил голову к ней на колени и крепко заснул.
Раненые индейцы не дожили до рассвета и были зарыты победителями; решено было с рассветом двинуться в путь, если только будет возможность нести Мэри. Цвет Земляники и раненая индианка приложили ей какие-то травы к ногам, которые значительно облегчили ее страдания; но идти лесом продолжительное время она все еще была не в состоянии. Нести ее теперь было тоже трудно, так как один из солдат был убит, Мартын ранен, а Цвет Земляники и индианка были нагружены лишними ружьями, отобранными у неприятеля и оставшимися от убитого солдата и раненого Мартына.
Джон не мог идти в счет носильщиков, так как был мал ростом и должен был наблюдать за Персивалем; кроме того, у них было еще двое пленных индейцев, за которыми также нужен был присмотр.
Соорудили носилки такого рода, что их могли нести двое, и эти двое могли постоянно сменяться. Конечно, при таких условиях нельзя было совершать особенно большие переходы; но делать было нечего.
В первый день отошли недалеко, тем более, что приходилось останавливаться и искать себе пропитание, так как запасов больше не было. Когда расположились на ночлег, то Цвет Земляники сообщила Малачи, что индианка, шедшая с ними, сказала ей, что здесь неподалеку есть река, впадающая в озеро, а на реке есть два больших канота, спрятанных в кустах; на этих лодках они могут доехать до самой фермы. Ничего лучшего нельзя было и требовать, а потому было решено поутру отыскать эту реку и воспользоваться канотами.
К полудню пришли к реке; каноты, оказавшиеся, действительно, очень большими, были в полном порядке; но прежде, чем пуститься в плавание, необходимо было запастись пищей на несколько дней, и потому Малачи, Джон и Альфред отправились на охоту; Персиваль теперь был совершенно спокоен и не проявлял намерения бежать, напротив, положительно ни на шаг не отходил от Мэри, расспрашивал ее о многом и, по-видимому, воскрешал в своей памяти многое из своей прошлой жизни.
Охотники вернулись с богатой добычей, так что мяса должно было хватить на четыре или пять дней.
На рассвете следующего утра пленников отвели на полмили в глубь леса, указали им на север и, развязав их, предоставили идти на все четыре стороны. После того все разместились в канотах и продолжали путь водою. Трое суток они днем плыли, а на ночь приставали к берегу, раскладывали костры и готовили себе пищу; на четвертый день они достигли озера; отсюда оставалось еще около 200 миль до фермы.
Однажды стадо оленей переплывало озеро, и охотники наши, воспользовавшись этим счастливым случаем, запаслись мясом на весь остальной путь.
Мэри за это время успела совершенно оправиться; Персиваль совершенно примирился с мыслью о возвращении к цивилизованной жизни и все время говорил о своем отце и матери, с нетерпением ожидая свидания с ними.
На шестой день наши путешественники увидели, наконец, здание форта Фронтиньяк, и хотя фермы и ее строений еще не было видно из-за мыса, поросшего лесом, но они знали, что до фермы оставалось всего только четыре или пять миль. Менее чем через час они плыли уж вдоль своей прерии и пристали наконец в том самом месте, где всегда была причалена их лодка.
Мистер и миссис Кемпбель не видели канотов на озере; они смотрели все время в сторону мыса, ожидая оттуда возвращения ушедших.
— Я думаю, Альфред, нам не следует сразу допустить Персиваля к тете: она так привыкла считать его умершим, что столь неожиданное свиданье может потрясти ее слишком сильно! — сказала Мэри.
— Ты права, Мэри! Мы с капитаном Сенклером, Малачи и Джоном пойдем вперед, а остальные, и среди них и Персиваль, пойдут на некотором расстоянии от нас и пройдут прямо в хижину Малачи; пусть Персиваль останется там, пока я не приду за ним.