Канака — люди южных морей
Шрифт:
Островитяне архипелага Бисмарка часто охотятся на древесного сумчатого медведя — кускуса. Его мясо считается деликатесом, а из зубов его делают высоко ценимые ожерелья. Кускус — ночное животное, величиной с кошку, с длинным хвостом, которым он обхватывает ветви деревьев. Днем кускус крайне беспомощен, и его легко поразить камнем или копьем, а то и вовсе снять голыми руками, взобравшись на дерево. Островитяне любят охоту и на всякого рода летучих животных. Чаще всего туземцы этих мест, всегда испытывающие недостаток в мясе, охотятся на летучую собаку, несмотря на то что это странное животное связывается в их воображении с духами умерших. Летучая собака — типичное ночное животное. Днем целые колонии летучих собак дремлют на ветвях тропического леса. Мужчины любят ловить их на рассвете и в сумерки. Именно в эти часы летучие собаки садятся на плодовые деревья или летят к месту своего ночлега.
Для индивидуальной охоты пользуются сачком, сделанным следующим образом: к одному из концов бамбукового шеста лучеобразно прикреплены ротанговые прутья. Эти прутья опираются на тростниковые кольца, образуя воронковидный каркас, обтянутый сеткой. Держа в руках это приспособление, охотник сидит на ветвях плодового дерева и постукивает себя кулаком по груди, отчего раздается гулкий звук, похожий на шум полета летучей собаки. Стук привлекает подстерегаемых животных. Одна за другой летучие собаки садятся на ветви деревьев. Тогда охотник быстро накидывает на одну из собак свой сачок; животное пытается выпорхнуть, но тщетно: оно застревает в сетке сачка.
Еще больше распространена коллективная охота, при которой используется широкая натяжная сетка. В лесу к ветвям двух плодовых деревьев, отстоящих друг от друга на небольшом расстоянии, прибивают по длинной палке в направлении полета летучих собак. К концу каждой палки прикрепляют бамбуковую перекладину с ротанговой петлей, через которую продевают веревку, чтобы подымать и натягивать сетку. Группы охотников с зажженными кокосовыми факелами в руках кидают в кроны плодовых деревьев камнями, и испуганные собаки взлетают вверх. В темноте они наталкиваются прямо на сетку. Этот способ весьма эффективен; применяя его, туземцы ловят 40–50 летучих собак в день.
Что же касается пернатых, то они в жизни меланезийцев существенной роли не играют. Если меланезийцы и охотятся на птиц, то только ради ярких разноцветных перьев. Предпочтение отдается птицам-носорогам, а также голубям и попугаям всевозможных видов. На некоторых островах туземцы пользуются на охоте пращой или луком со стрелами, причем с насаженной на них тупой деревянной головкой. Но густая лесная поросль препятствует меткой стрельбе из лука или пращи, поэтому туземцы предпочитают ловить птицу петлей или длинным прутом, намазанным клеем. Они обрывают листву с небольшого деревца и оголенные ветви обмазывают клейким веществом. К этому деревцу привязывают пойманных попугаев, которые, громко крича, привлекают своих сородичей. Ничего не подозревающие попугаи садятся на ветки, и клейкая масса тотчас же прихватывает их лапки, да так крепко, что птицам иногда отрезают ноги, чтобы снять их с ветвей.
При ловле силком петлю подвешивают перед самым гнездом. Как только птица сунет голову в гнездо, петля тотчас же затягивается либо спрятавшимся охотником, дергающим шнурок, либо сама по себе. И все же в целом охота на птиц в жизни меланезийцев не имеет особого хозяйственного значения.
Бытовые противоречия
Как бы ни было трудно проследить культурное развитие какого-нибудь народа, чтобы познать типичное в его культурном своеобразии, понять взаимоотношения людей у этого народа, внутренний смысл человеческих отношений еще труднее. Только немногие исследователи, занимаясь в полевых условиях изучением быта отдельных племен, смогли в какой-то степени постичь смысл существующих у них отношений. Для этого одинаково важно и достаточно продолжительное пребывание среди изучаемого племени, и знание его языка. Но самое главное для европейца-исследователя, стремящегося проникнуть в духовный мир туземцев, это завоевать у них полное доверие. Изучение брачных отношений требует, разумеется, большого терпения и такта. Наряду с некоторыми ценными наблюдениями миссионеров выдающиеся работы Хильды Турнвальд и Бронислава Малиновского дают нам возможность подробно ознакомиться с существующими у меланезийцев взаимоотношениями полов, столь сложными и многогранными, сколь вообще разнообразны человеческие характеры. На меланезийских островах поведение людей, вытекающее из естественных человеческих склонностей, регламентируется извечными неписаными законами. Но, несмотря на это, жизнь меланезийцев не обходится без бытовых трений. Об этом свидетельствует запись Хильды Турнвальд, которую мы приводим ниже в сокращенном виде.
Поселок Колекая был расположен на круглой площадке, окруженной высокими деревьями. Он состоял из нескольких покоящихся на сваях домов, в которых жили родители Колекая и его братья со своими женами. (По обычаю острова Бугенвиль девушки, вышедшие замуж, должны жить в семье родителей мужа.) Посреди этих свайных домов находился открытый для всех рабочий дом, а позади помещалось стойло для свиней.
Однажды, когда Колекай лежал больной в своем доме, жена его Моноку, как обычно, отправилась к реке за рыбой. Вдруг откуда ни возьмись из-за кустарника вышел Камелуои и преградил ей дорогу. Этот мужчина в течение вот уже нескольких недель пытался ею овладеть. На сей раз Камелуои решил не отступать. Но Моноку отвергла его. Тогда Камелуои проследил ее путь к реке. Когда ничего не подозревающая Моноку, стоя на берегу, наклонилась над водой, Камелуои, боясь, что Моноку расскажет о его домогательствах, схватил ее и утопил в реке.
Овдовевший супруг сперва полагал, что произошел несчастный случай, но позднее до Колекая дошли слухи об убийстве: Камелуои где-то проболтался.
Колекай поручил одному человеку, пользовавшемуся репутацией опытного убийцы (буруругачи), убить Камелуои. Тот исполнил поручение, и, так как подобная месть нисколько не противоречила давней традиции, узаконенной правовыми нормами общины, инцидент был исчерпан. После этого Колекай женился на своей двоюродной сестре Талии. Впрочем, вторично жениться он мог бы, согласно законам племени, и при жизни первой жены, но Колекай не делал этого, потому что сильно любил Моноку.
Браки по любви заключаются у меланезийцев ничуть не реже, чем у нас, и даже известны случаи, когда овдовевший супруг или супруга не могут пережить своего горя и кончают жизнь самоубийством.
Талиа рожала восемь раз. Не удивительно, что она казалась старше своих лет. С утра до вереча она неустанно хлопотала по хозяйству. Ухаживала за свиньями, а их у нее было немало, смотрела за огородом, ловила рыбу, носила дрова. В отличие от Талии ее молодые дочери не любили трудиться, зато любили наряды. Но далеко не все были такие. Макуния, жена старшего сына Колекая, всегда была занята каким-нибудь делом и никогда не унывала. Звонким и легким голоском она напевала сочиненные ею самой детские песенки, вызывавшие восхищение односельчан. И несмотря на восторги окружающих, она ничуть не зазналась и осталась такой же скромной и доброй, какой была. Вот одна из ее песенок:
Детки мои милые, попугайчики мои, Спуститесь ко мне, дайте взглянуть на вас. Ваши глазки, как звезды на небе, Вы, мои звездочки ясные, все еще спите в высоком доме на сваях, Ваши глаза, как звезды на небе, Вы, мои звездочки ясные, спите там, где хранятся раковинные деньги, где обитают духи предков, Детки мои милые, попугайчики мои, Храните раковинные деньги, храните, чтобы ничего не пропало. Детки мои милые, попугайчики мои, Вы спите там в большом доме возле снизок раковинных денег моей милой сестры.А вот еще одна характерная сценка, наблюдавшаяся в той же местности. Пятидесятилетний Коба после смерти своей первой супруги женился вторично. Его новую жену звали Манта, и родом она была из соседнего селения. Скупой и хитрый Коба любил похвастать тем, как дешево он добыл ее. Дело в том, что Манта была в разводе. Первый муж выгнал ее из дому за измену, и Манта возвратилась в дом своих родителей. Отец уже не раз пытался выдать дочь замуж, но тщетно. И вот наконец объявился жених. Кобе надлежало внести выкуп первому мужу Манты, так как тот остался после развода в накладе: отец Манты не вернул ему выкуп за невесту. Конечно, семьдесят снизок раковинных денег — сумма немалая, но за невесту с «безупречной репутацией» платят больше. В общем этот «дешевый» выкуп оказался для Кобы не таким уже дешевым, ведь Манта, будучи разведенной женой, не привела с собой ни одной свиньи. Дети Манты от первого брака оставались, как этого требовал обычай, у родного отца. Зато Манте приходилось воспитывать дочь Кобы.