Канцелярская крыса
Шрифт:
— Эй! — Герти развернулся на каблуках и поспешил обратно со всей возможной скоростью, не унижающей достоинство джентльмена, но подчас опасно с нею граничащей, — Эй, ты! Эй! Подожди! Постой!
Полли не успел далеко уйти. Стоя на углу Дуайт-стрит и бульвара Рассела, он нависал со своим лотком над благообразным мужчиной в костюме, предлагая тому превосходную сигару, настоящий «Пор Ларанага», сэр. Судя по бледному с комочками, как молочная сыворотка, лицу покупателя и его лихорадочным жестам в области карманов пиджака, тот как раз размышлял, в какое количество сигар оценивается его собственная жизнь, и сколько у него осталось времени.
— Эй,
Полли повернулся к нему. Воспользовавшись этим, несостоявшийся покупатель поспешно завернул за угол и пропал. Герти оставалось только надеяться, что сорвавшаяся сделка не разозлит продавца сигар. Но бывший швейцар остался невозмутим. Его звериная натура за долгое время пребывания в городе белокожих, умеющих скрывать свои чувства, людей, научилась не проявлять себя. Лишь сверкнули на миг темные глаза. Темные, как холодная ночь в подворотне.
— Что такое, мистра из шестнадцатого?
— Ты… Тебе ведь пригодится работа?
— Аэ, пригодится, — согласился полли, поводя своими широкими плечами, выпирающими настолько, что на них трещала ткань, — Известно, сигарами сыт не будешь. Не мальчишка же, весь день ноги сбивать…
— Вот именно. Как тебя зовут?
— Муан.
— Муан… Отлично. Мистер Муан, у меня есть к тебе деловое предложение. Меня зовут Уизерс. Полковник Уизерс, служу в Новом Бангоре. Дело в том, что мне по роду своей службы полагается помощник. Человек для небольших поручений, понимаешь? Всякого рода мелочи.
Полли неожиданно расплылся в улыбке. Даже глаза его, внимательные и осторожные глаза уличного убийцы, на миг потеплели. Выглядело это так, словно в две свежевырытые могилы заглянуло, мазнув золотым лучом по дну, весеннее солнце.
— Для поручений, — кивнул он, — Аэ, марама[72]. Я часто занимался поручениями в молодости, сэр. Разными поручениями.
Герти мог только догадываться, что это были за поручения.
— Значит, у вас есть опыт, — преувеличенно-бодрым тоном заметил он, — Это мне и нужно. Могу предложить вам пять шиллингов в неделю. Как вам это? Работа не сложная, уверяю. Мне нужен лишь… кхм… опытный человек. Понимаешь?
— Что ж не понимать? Опытный. Я очень опытный, мистра, — полли многозначительно взглянул на Герти, — Очень.
— Где же ты набрался опыта?
— Мне в школах учиться не приходилось, мистра, да и в гостинице не так уж долго работал, Скрэпси — вот весь мой опыт.
— Ах, Скрэпси… — Герти с понимающим и не менее многозначительном видом кивнул, — Ну конечно. Знаю я этот район. Невеселое местечко, а?
— Да уж, — попросту сказал полинезиец.
Он явно был не из тех, что любит почесать языком, особенно о своем опыте. Возможно, подозревает в Герти полисмена в штатском. Впрочем, это едва ли, просто осторожничает. Не скажешь же первому встречному джентльмену на улице, чем занимался всю жизнь, скольких людей погубил и какому уличному мастерству обучен.
— А ремесло ты какое-нибудь знаешь?
— Всякие ремесла знаю. Руками работать умею, — и Муан опять бросил многозначительный взгляд на своего нанимателя, непринужденно пощелкав костяшками огромных кулаков. Оставалось только догадываться, как именно он умеет ими работать. Но у Герти было хорошее воображение, иногда даже излишне живое.
— А в тюрьме бывать не приходилось? — спросил он, понизив голос, — Из-за ремесла?
— Никогда в тюрьме не был, — с достоинством ответил Муан, довольно неумело изображая искреннее возмущение, — Я к темным делам непричастен. На этот счет даже и не говорите, мистра. Человек я порядочный, законы чту с детства. Вот так-то. Если работа грязная, не зовите, не пойду.
Не был в тюрьме? Чтит законы? Герти внутренне ухмыльнулся. С таким же успехом взломщик из Ист-Энда, пойманный на месте преступления с ножом и набором отмычек, может доказывать, что все это досадное недоразумение, а сам он поет в церковном хоре и ни о каких преступлениях не помышлял и во сне.
Герти быстро понял правила этой игры, по-детски наивной и давно знакомой. Она требовала всего лишь не называть вещи своими именами. Осторожный головорез никогда не признается на улице, сколько раз и за что был в тюрьме, равно как и не скажет, какими криминальными «ремеслами» владеет, особенно если пригодится говорить с белым джентльменом. Здесь лучше подходит язык недомолвок и полунамеков, принятый между преступниками. Так гораздо меньше вероятности загреметь в кутузку, угодив на провокатора. Даже уличные подонки быстро понимают, что скромность красит человека. А иногда и спасает шкуру.
Неудивительно, что этот верзила с хмурым взглядом хладнокровного убийцы и ухватками душегуба не спешит облегчить душу и показать рекомендательные письма с предыдущих мест службы. Скорее всего, будет упираться и твердить, что отроду ничего дурного не делал, а сам он — законопослушный и кристально-чистый гражданин. Если так, Герти готов был подыграть ему. Даже если полли станет утверждать, что нос у него сломан оттого, что его хозяин попросту неудачно поскользнулся.
— О нет, ничего подобного я и не думал предлагать, — поспешил сказать он, сопроводив слова понимающим кивком, — Все исключительно законно.
— Тогда ладно… Темные дела не для меня, мистра. А еще у меня есть табу.
К тому, что почти у каждого полли имеется табу, Герти уже успел привыкнуть. Для дикарей наличие многочисленных табу было так же естественно, как для европейца — свод законов. Еще из брошюры Спенсера Герти вычитал, что табу в Полинезии представляло собой бесхитростный инструмент племенного подчинения, рудиментарный и неказистый.
Мир дикаря состоял из множества табу, причем разобраться в их хитросплетении подчас непросто было и тем, кто провел среди темнокожих всю жизнь. Были табу общие, распространяющиеся на всех без исключения, были табу персональные, обретаемые при рождении. К примеру, общее табу распространялось на все имущество вождя племени и даже на землю, по которой он ходит. Персональные табу были обставлены куда сложнее, иногда даже не без злонамеренного изящества. Табу могло заключаться в запрете курить табак или пить из кувшина. Носить стеклянные украшения или прыгать на одной ноге. Кричать петухом или спрашивать у прохожих, который час. По-видимому, без подобного рода ритуалов мир виделся полли слишком простым.
— И много у тебя табу? — из вежливости спросил Герти.
— Рота[73], мистра, — серьезно кивнул Муан, — Прилично. При рождении достались.
— Как же ты их заслужил?
— Шаман нашего племени был не в ладах с моим отцом. Вот на мне и отыгрался …
«Ну, судя по всему, это табу не распространяется на причинение людям боли, — подумал Герти, разглядывая грубые пальцы своего нового помощника, каждый из которых был в толщину с пару плотницких гвоздей, — А именно это умение мне от тебя и требуется».