Кандагарский форпост

Как и многие другие мальчишки, в детстве я любил «играть в войну». Местом для реконструкций моих детских представлений о войне была подмосковная деревня Лапшинка. Дом, где жили моя бабушка с дедом, находился на краю деревни, там же начинался прекрасный сосновый бор туберкулезного санатория. Всякий раз, приезжая сюда на каникулы, я поднимался на чердак дома и с удовольствием перебирал все, что там хранилось: старые вещи, планшет деда, который он принес с войны, патефон, огромное количество пластинок с советскими и итальянскими песнями 30–50-х годов, большое количество художественной и медицинской литературы. После проведения очередной «ревизии» поднималась такая пыль, что я начинал чихать до тошноты. Но это никогда не останавливало меня, я стремился найти что-нибудь особенное. Кроме никому не нужных вещей, на чердаке находились запасы соли, спичек, табака и мыла, которые дед хранил на случай очередной войны. Эти стратегические резервы были бережно упакованы в пергамент. Именно здесь, на чердаке, происходила моя «реинкарнация» из мальчишки в бывалого солдата. Я переодевался в старую, драную одежду, набрасывал на плечо дедовский планшет, брал деревянный автомат и крепил к своей груди медаль «За отвагу», которую стащил из ящика в шкафу, где дед держал все самое ценное: медали, портсигар, трофейные карманные часы и бритвенные принадлежности. В этом рубище, с медалью на груди, с автоматом наперевес я старался незаметно для взрослых убежать в лес. Больше всего мне нравилось изображать партизана, который уходил от погони и отстреливался, не забывая сделать небольшой перерыв на перекус. В моем представлении партизаны должны были питаться хлебом с колбасой и непременно запивать все сгущенным молоком. Провиант, табак и папиросы, припрятанные в стратегических запасах деда, я предусмотрительно таскал потихоньку из дома. Набегавшись по лесу, я доставал портсигар, помяв папиросу, набивал ее табаком. Некоторое время я лишь имитировал курение, но детское любопытство и желание быстрее стать взрослым сделали свое недоброе дело, и однажды, я попробовал закурить по-настоящему. Меня ждало разочарование: наглотавшись табаком и едким дымом, я кашлял минут тридцать, пока моя слизистая пыталась очиститься от ядовитых газов и веществ. Однако, пройдя этот ритуал, я решил, что стал мужчиной.

Мое детство проходило в эпоху «застоя», и жизнь, казалось, текла медленнее, чем хотелось бы. Программа «Время», которую я начал смотреть регулярно с семи лет по требованию отца, вещала нам о стабильной и спокойной жизни, где все строилось, развивалось и перевыполнялось. Казалось ничто и никто не может нарушить жизнь могучей державы под названием СССР. Когда я подрос и настало время пойти в первый класс, моя семья жила в Авиагородке аэропорта Домодедово, так как отец работал бортинженером в местном авиаотряде.

Моя мама, Елизавета Михайловна, старалась воспитать во мне культурные и моральные принципы. У нее было хорошее «чувство языка», так называемая «врожденная грамотность», и она обожала стихи. С детства хотела стать учителем литературы. Но судьба распорядилась иначе, и Лиза окончила сначала фельдшерское училище, а затем и медицинский институт в городе Алма-Ате (Казахская ССР) по специальности зубной врач. Мама была убеждена в том, что мой вес отражает состояние моего здоровья. Потеря сыном лишнего килограмма давала повод к срочной эвакуации ребенка в детский санаторий в Расторгуево, где меня в экстренном порядке откармливали, и я переставал помещаться в ранее купленные мне вещи.

У меня не было ни слуха, ни чувства ритма, ни голоса, но мама решила, что я должен учиться музыке. При поступлении в музыкальную школу педагог по хоровому пению попросил меня исполнить любимую песню. Я запел песню, которая, как мне казалось, раскрывает наиболее полно мои вокальные данные: «Шел отряд по берегу…». После первого куплета педагог остановил меня и, судя по гримасе на его лице, было ясно, что музыка – это не мое. Однако мою маму знали в Авиагородке как заведующую стоматологическим кабинетом местной поликлиники, а это решало все проблемы – меня приняли в музыкальную школу. Собирая

волю «в кулак», я обучался игре на фортепиано, изучал сольфеджио, музлитературу и пел в хоре. Не имея никаких успехов в этой области, я все-таки окончил музыкальную школу. Впоследствии, уже в военном училище, во мне вдруг проснулась любовь к музыке, и я в свободное время переписывал от руки любимые мелодии и разучивал их на фортепиано в ленинской комнате. Когда я учился в третьем классе музыкальной школы, мама решила, что я должен стать профессиональным музыкантом. Она пригласила домой генерала из Московского Суворовского музыкального училища, чтобы прослушать меня на предмет поступления в Суворовское училище. По окончанию прослушивания генерал, не осмелившись отказать моей маме, высказал мнение, что меня можно зачислить в училище на флейту. Это было унижение, равносильное предложению танцевать в балете. Я впервые в жизни показал характер и наотрез отказался поступать в Суворовское музыкальное училище. После недолгого совещания родители решили уступить, и мое детство продолжилось.

Отец закончил Троицкое авиационное техническое училище. Он отличался крепким здоровьем и активно занимался спортом, выступая в сборной училища по спортивной гимнастике и футболу. По окончанию училища работал авиационным техником в московском аэропорту Внуково и заочно учился в Киевском институте инженеров гражданской авиации. Окончил институт с отличием и начал карьеру бортинженера в аэропорту Внуково. Летал из Москвы на Ту-104, Ту-114, Ил-62 на самых продолжительных рейсах в СССР до Петропавловска-Камчатского, Южно-Сахалинска, Хабаровска и Магадана. За свою 35-летнюю работу в «Аэрофлоте» отец был награжден многочисленными грамотами и знаками отличия. Особой наградой в его коллекции были именные позолоченные часы марки «Секунда», на крышке которых была гравировка «За мужество и высокое профессиональное мастерство. 30.VI. 74 г.».

Однажды я спросил его:

– За что тебе подарили эти часы?

– Не подарили, а вручили за спасение воздушного судна с пассажирами,– пояснил отец.

Из его рассказа я узнал, что в 1974 году самолет ТУ-114, где членом экипажа в качестве бортинженера был мой отец, совершал плановый рейс на Дальний Восток. В полете загорелся двигатель. Благодаря профессиональным действиям отца, лайнер, в котором находилось более ста человек, удалось спасти. Самолет совершил аварийную посадку на ближайшем военном аэродроме, все находившиеся на борту люди остались живы и невредимы. Это авиационное происшествие не афишировалось в прессе – такое было время.

Работа отца наложила отпечаток на его характер. Он всегда был крайне дисциплинирован, аккуратен и мог самостоятельно сделать при необходимости любую работу. Все, что он делал, получалось на «отлично». Про таких людей говорят «на все руки мастер». К отцу за помощью обращались даже соседи, зная, что у Толи «золотые руки». И он, никому не отказывая, чинил сантехнику, электропроводку, делал все, что умел.

Голодные военные годы и пребывание в детском доме навсегда приучили отца бережно относиться к еде. Крошки со стола он собирал себе в ладонь и закидывал в рот, а продукты, которые залежались в холодильнике никогда и никому не позволял выбрасывать, а съедал.

Отец всегда был требователен ко мне во всем, что я делал: учился, работал, отдыхал. Когда я пошел в первый класс средней школы, отец решил, что мое детство закончилось, и составил мне распорядок дня, который я должен был неукоснительно выполнять. Расписание почетно располагалось в моей комнате у двери. В нем поминутно были расписаны мероприятия на каждый день недели, которые мне приходилось выполнять вплоть до 7-го класса. За проступки и нарушения режима дня меня лишали немногочисленных удовольствий: просмотров фильмов по телевизору, прогулок с друзьями, езды на велосипеде и прочих детских радостей, которые были доступны и желанны ребенку в те благословенные времена. Применяемые ко мне санкции могли быть заменены или дополнены часовым стоянием в углу. Такое воспитание положило начало моей подготовке к службе в армии, где лишения уже не воспринимались как нечто ужасное. Отец требовал, чтобы физическая нагрузка для меня была повседневным и обязательным занятием. Я, согласно распорядку дня, ежедневно с утра делал зарядку, а летом совершал пробежки и подтягивался на турнике. В школьные годы я непродолжительное время посещал секции бокса и спортивной гимнастики. Папа не лишен был и творческих способностей. Он хорошо рисовал, писал стихи, прекрасно играл на семиструнной гитаре и пел, становясь душой компании, когда собирались друзья или родные. И все это он развил в себе самостоятельно.

В какой-то момент и у меня проявилась тяга к творчеству. В 4-м классе школы я стал посещать художественный кружок, где учился азам изобразительного искусства. Мы с отцом каждый год стали выпускать семейные стенгазеты, посвященные знаменательным датам и новогодним праздникам. Я отвечал за художественное оформление, а отец за текст.

Все то, что с детства в меня заложил отец, стало моим стержнем на всю жизнь.

Отца волновала моя учеба, и мои отличные оценки он воспринимал как свои заслуги. А если у меня были сбои в учебе, он всегда говорил: «Армия тебя научит!» Произнося это, он и не предполагал, что слова его станут пророческими.