Кандагарский форпост
Шрифт:
58 Ханка – распространенный в Афганистане наркотик, состоящий из переработанного синтетическим путем макового сока. Употребляют внутривенно или через дыхательные пути.
Мы проверили всех солдат. Подобные следы от уколов были обнаружены у пятерых. Всем им было объявлено три наряда вне очереди. Однако, я заметил, что мутность глаз была у всех солдат взвода. Свои наблюдения я доложил Пороховщикову, на что он мне ответил:
– Мутные глаза, а следов от уколов нет, это у тех, кто употребляет чарс59. Его кладут под язык на монету или
59 Чарс – дешевый легкий наркотик, анаша. Чистая необработанная смолка, собранная с листьев и соцветий конопли.
– Откуда они все это берут? – спросил я.
– Ханку, как правило, продают местные дуканщики, а чарс можно получить у тех же дуканщиков, за покупку любого товара в виде бакшиша60. Иногда бачата61 пытаются всучить лепешки чарса во время сопровождения колонн.
60 Бакшиш (перс.– давать) – приношение, взятка, подарок.
61 Бачата (бача) – афганские мальчишки (мальчик, молодой парень).
– Как же они выполняют в таком одурманенном состоянии боевые задачи? – продолжал я.
Капитан, нахмурившись, ответил:
– Выполняют. Я всех младших командиров предупредил, что перед выходом на задачу, если кого-то увижу «обдолбанного» – отстраню, а после выполнения задачи отвезу к комбату на аудиенцию. Пока, слава богу, никого не поймал. Но, к сожалению, предотвратить эту напасть не удается. У нас же в бригаде рота негласно числится «штрафной», поэтому всех наркоманов и с прочими нехорошими наклонностями ссылают к нам на исправление. Мне комбат всякий раз напутствует при очередной передаче «штрафника»:
«Бери на исправление, если выживет, может, человека из него сделаешь».
Я вдруг почувствовал себя без вины виноватым: «А меня за какие проступки сюда определили?» – с чувством оскорбленного самолюбия подумал я.
В роте все знали суровый нрав командира 3-го мотострелкового (горного) батальона майора Вращенка. Перед тем как передавать провинившегося военнослужащего батальона в военную прокуратуру, действовало негласное правило для командиров подразделений третьего батальона: везти к комбату на воспитательную беседу. Аудиенция у комбата, как правило, начиналась словами: «Ну что, сынок, служить не хочешь?» – дальше шла ненормативная лексика, сопровождаемая оплеухами и идиоматическими выражениями типа: «валять дурака», «играть с огнем», «висеть на волоске», «как черт от ладана», «набрал в рот воды» и другие. Экзекуция могла длиться до получаса. После таких бесед вести в прокуратуру уже не требовалось. Эта мера воспитательного воздействия была весьма эффективна, наряду с письмом, адресованным родителям провинившегося, которое командир подразделения зачитывал перед сослуживцами.
В дальнейшем мне пришлось применять и другие методы воспитательного воздействия, но об этом позже. А пока заканчивался мой первый день на Гундигане. Ротный определил мне место жительства в блиндаже пулеметно-гранатометного взвода. Я расположился в импровизированном кубрике с командиром взвода старшим прапорщиком Белевским.
На следующий день я самостоятельно изучал заставу. Познакомился со старшиной роты, техником роты, прошел все приданные подразделения минометчиков, танкистов и зенитчиков, после чего решил подняться на КНП, проходы к которому со стороны взводов и со стороны столовой представляли собой голые склоны, усыпанные камнями, осколками от мин и стреляных гильз, прикрытые хребтом нашей
Когда я зашел на КНП, капитан Пороховщиков сидел на ящике, накрытом какой-то ветошью, и смотрел в окуляры стереотрубы62, направленной в зеленку, в сторону реки Аргандаб и гор, уходивших своими хребтами вдаль. Рядом стояла переносная ранцевая КВ-УКВ радиостанция Р-107М. Капитан был на связи с комбатом и передавал какие-то координаты для корректи- ровки огня артиллерийской батареи батальона. Наконец Пороховщиков снял наушники и положил гарнитуру с микрофоном рядом с собой.
62 Стереотруба – оптический прибор, состоящий из двух перископов, со- единённых вместе у окуляров и разведённых в стороны у объективов, для наблюдения удалённых предметов двумя глазами.
– Как проходит знакомство? – спросил он меня.
– Все нормально. Осваиваюсь.
– Сегодня нет сопровождения колонн, но расслабляться нам нельзя. Духи в любой момент могут начать обстрел. Стреляют, как правило, из 82 мм минометов и РС. Иногда из разрушенного кишлака со стороны пулеметно-гранатометного взвода щелкает снайпер.
– Когда сопровождение будет? – поинтересовался я.
– Нам за день говорят. Обычно каждый третий день. Иногда чаще, иногда реже. Все зависит от готовности колон к проходу и обстановки в районе. Был случай, когда духи заблокировали въезд в Кандагар, уничтожили две третьих колонны, и что только наши ни предпринимали, а пройти через Кандагар не удавалось в течение двух недель. Тогда штаб Армии принял решение бомбить духов прямо в городе, чего раньше не допускали. Сбросили по наводке спецназа несколько 500-килограммовых бомб, и духи пустили колонну через Кандагар. Это было одной из причин выставления бригадой заставы на Гундигане.
– Я пойду на сопровождение колон в следующий раз?
– Пойдешь с первым взводом. Пока на замену Колесникову никого не прислали, будешь исполнять обязанности командира первого взвода.
– А с кем выходить, там же одни наркоманы?
– Я подберу нормальных бойцов. В первом взводе заместитель командира старший сержант Баганян уже полтора года в роте, ему скоро на дембель. Будет тебе хорошим помощником. Толковый сержант. Слушай его и перенимай опыт! – пояснил командир роты.
– Есть,– ответил я.
– Сейчас иди в столовую на обед.
Я вышел из КНП и, обведя взглядом ландшафт, начал медленно спускаться в сторону столовой. От КНП до столовой было около 100 метров по крутому склону. Пройдя метров десять, я услышал едва различимый хлопок. Не прошло и пяти секунд, как раздался взрыв в районе второго взвода. Наблюдатели на постах стали бить в гильзы, подвешенные у входа каждого выносного поста, оповещающего роту об обстреле.
Первый взрыв мины так тряхнул почву, что я, обалдев от страха, сначала присел, а затем рванул вниз по длинному пути к столовой, полагая, что таким образом быстрее доберусь до укрытия, чем буду карабкаться вверх хоть и по короткому пути до КНП.
Пока я бежал, рванула вторая мина, которая легла ближе ко мне. Нарастающее чувство опасности ускорило мой бег и ноги несли меня, отказываясь тормозить. И вот он спасительный вход в столовую…
Внезапный, сильный удар в лоб, и искры фейерверком посыпались из моих глаз. Навзничь рухнув на землю, я потерял сознание.
Очнувшись, я увидел повара и командира роты.
– Живой? – спросил ротный.
– Похоже, да, пытаясь пошевелиться,– ответил я.
– Быстро бегаешь, а про тормоза забыл. Не вписался в дверной проем. Врубился лбом в верхнюю балку. Можешь записать себе первую контузию,– с улыбкой произнес Пороховщиков.