Кандагарский форпост
Шрифт:
По итогам учений «Дозор 86» наш полк получил хорошую оценку. На радостях подполковник Леонтьев позволил себе расслабиться и принял лишнего на грудь. О проступке стало известно большому начальству из штаба Армии, что сыграло злую шутку с гвардейским командиром. Через два месяца Леонтьева сослали в Афганистан.
Несмотря на убытие комполка к новому месту службы, боевая подготовка в части не ослабевала. В мае мой батальон проводил учения по боевой стрельбе на местном полигоне. Я находился на вышке и наблюдал, как солдаты выдвигаются на позиции. Внезапно открылась дверь, и в помещение зашел капитан из штаба дивизии. «Кто лейтенант Тизин? – произнес он. – Вас срочно
Вот и пришел и мой черед.
ГЛАВА IV
ПО ДОРОГЕ НА ВОЙНУ
Я шел с офицером штаба дивизии по аллее, на которой росли восхитительные сакуры. Она напомнила мне событие годичной давности. Двадцать седьмого апреля 1985 года появилась на свет моя дочка Алла. В день ее рождения я находился на службе и, узнав благую весть, рванул в роддом. Аллея с цветущими сакурами, по которой я бежал, выглядела как сказочный розовый туннель. Окружающая меня красота будто подчеркивала торжественность момента. Я настолько был окрылен рождением дочки, что забыл купить жене цветы. Решение созрело моментально – я оторвал несколько веток сакуры, собрав импровизированный букет, и помчался к своим девчатам. Однако в этот раз аллея выглядела уныло и не встречала меня розовым цветением.
В штабе дивизии меня ждал майор из отдела кадров. Как только я зашел, он, словно диктор всесоюзного радио произнес:
«Товарищ лейтенант, вам выпала честь служить в Демократической Республике Афганистан, вот ваше командировочное предписание. Три дня вам на сборы. Десятого июня вы должны быть во Львове, в штабе Прикарпатского военного округа. С собой иметь полностью укомплектованный тревожный чемодан. Все остальное вам выдадут в штабе округа».
Не могу сказать, что эта новость для меня стала неожиданностью, но все же сердце защемило, я понимал, что еду не в группу советских войск в Восточной Европе, а на войну.
Надо отдать должное нашему Советскому руководству – они, как могли, оберегали покой и нервы граждан СССР. И, несмотря на то что шел 1986 год, то есть седьмой год Афганской кампании, в прессе и на телевиденье упоминали только об интернациональной помощи братскому афганскому народу в строительстве социализма. Ни о каких боевых действиях не говорилось ни слова. Складывалось такое впечатление, что наши войска в ДРА находятся исключительно для строительства и охраны важных промышленных и социальных объектов. Наших воинов местные жители встречают с цветами и с фруктами. Но приходившие в часть гробы и рассказы офицеров, вернувшихся из ДРА, свидетельствовали о другом.
Расставание с семьей было без слез и истерик, так как моя жена не знала истинного положения дел. За два дня до отъезда мы сфотографировались все вместе, втроем. Эта фотография была моим оберегом в течение всего времени службы в Афганистане.
В окне уходящего поезда я смотрел на жену, которая, сохраняя спокойствие, стояла на перроне и махала мне рукой, как будто отправляла меня на очередные ученья. Я подумал, что возможно, вижу ее последний раз. Мысли о войне, о неизвестности засели в моей голове и не давали заснуть до Львова.
Подполковник, направленец из штаба округа, выдал мне предписание, в котором указывалось, что я должен заменить заместителя командира разведывательной роты по политической части 101-го мотострелкового полка старшего лейтенанта Колмыкова в городе Герат (ДРА) до 01.07.1986 года. Подполковник, заполняя какой-то
– Отпуск отгулял?
– Нет,– сказал я.
Он сморщился и сказал, что по прибытии в штаб ТуркВО5 я должен об этом доложить, чтобы меня сразу отправили в отпуск. Я спросил, почему он не может мне сейчас оформить отпуск.
5 ТуркВО – Туркестанский военный округ.
– Нет времени, я отвечаю за твое своевременное прибытие в штаб ТуркВО, так что пусть разбираются там,– сказал подполковник. Затем он спросил о наличии у меня жилплощади. Я сказал, что снимаю квартиру на окраине Мукачево, в которой осталась проживать моя семья. Только после этого подполковник оторвался от журнала и обратил свой взгляд в мою сторону. Его лицо побагровело, а на скулах заиграли желваки. Он нецензурно выругался, обвиняя штабистов из дивизии в нарушении приказа Министра обороны и бесчеловечности. Я понял, что возникла непредвиденная ситуация, которая может повлиять на мою командировку. Подполковник встал, подошел ко мне и дрожащим голосом произнес:
– Лейтенант, я тебя прошу, умоляю, подпиши, что ты имеешь служебную квартиру и не возражаешь убыть в ДРА! А я тебе обещаю, что в течение месяца решу вопрос о предоставлении твоей семье квартиры. Если ты не подпишешь, меня уволят. Когда ты вернешься из Афганистана обратно в ПрикВО, клянусь, что найду тебе лучшее место службы в Округе.
Он смотрел на меня взглядом обреченного, и я подписал. Крепко пожав мне руку, он пожелал мне хорошей службы, наград и счастливого возвращения.
Во Львове собралось порядка десяти офицеров и прапорщиков, которые вместе со мной должны были вылететь в Ташкент, в штаб Туркестанского военного округа. Я познакомился с десантниками: два офицера и прапорщик, которым были выданы предписания на замену в бригаду спецназа в Джелалабаде. Ребята оказались веселыми и разговорчивыми. Мы быстро подружились. Они рассказывали мне об Афганистане, как будто они уже были там, и, судя по разговору, эта командировка их нисколько не пугала. Они были настроены на войну. И мой страх перед прибытием в ДРА под влиянием оптимистично настроенных приятелей стал трансформироваться в уверенность, что это испытание я благополучно пройду.
Прибыв в Ташкент, мы сразу почувствовали перемену климата. Стояла невыносимая жара. Наши рубашки сразу же взмокли. Рядом со штабом ТуркВО находился окружной военный госпиталь, проходя мимо него, мы увидели картину страшного суда. На лавочках и в инвалидных колясках сидели, лежали «обрубки» человеческих тел: кто без руки, кто без ноги, а кто и без рук и ног. Это были тяжелораненные после операций по ампутации конечностей. При виде этого зрелища мои спутники сразу замолчали. Мной овладел животный страх: «Любой из нас может оказаться на месте этих несчастных»,– подумал я и впервые ощутил холодный ужас войны, который стал еще ближе ко мне.
Мой «направленец» – подполковник, разглядывая мои документы, нахмурился и смачно выругался:
– Какие же в твоем ПрикВО сидят сволочи! Они прекрасно знают, что без квартиры и без полностью «отгулянного» отпуска офицеров в Афган запрещено отправлять. Но эти гады, чтобы выполнить разнарядку, выпихивают тебя на войну и без того, и без другого. И чтобы прикрыть свою задницу, взяли с тебя расписки, что ты претензий не имеешь. Я бы этих подонков в самую горячую точку в Афган отправил, хоть на месяц, чтобы они понимали, куда едут офицеры!