Кандибобер (Смерть Анфертьева)
Шрифт:
– О!
– Анфертьев сел на кровать, скрестив босые ноги и глядя на них брезгливо и разочарованно. Какими-то хилыми они показались ему, бесцветными, даже волосатости приличной не было. И свой живот ему тоже не понравился. Дряблое брюшко неудачника, уходящая вглубь раковина пупка, красноватая гармошка от резинки отечественных трусов в синий горошек. Сколько раз собирался купить белые, облегающие трусы югославского производства. А то ведь раздеться в приличном обществе стыдно. Руки... Руки ничего. Длинные пальцы музыканта и преступника, усмехнулся Анфертьев. Линии любви, сердца, ума, бугорки Венеры, Марса, Меркурия... Чистая, ровная
– Так кто же она?
– спросила Наталья Михайловна.
– О! Это прекрасная девушка с лучистыми голубыми глазами, со светлыми волосами... У неё нетронутые губы, и грудь у неё тоже...
– А в остальном она тронутая?
– В остальном?
– переспросил Анфертьев озадаченно.
– Надо разобраться.
– Когда разберешься - скажешь. Меня это очень волнует. А сейчас гаси свет.
– Обязательно, - пообещал Анфертьев.
– Надо только разобраться... Не откладывая, не передоверяя никому...
– Если сам к тому времени не тронешься, - прозвучал в темноте голос Натальи Михайловны.
– И это не исключено. Такие вещи не даются легко, как ты сама понимаешь.
– Отощал ты, брат, ох отощал. Но таким ты мне больше нравишься, проговорила Наталья Михайловна тем редким для неё голосом, которым пользовалась в полной темноте, в постели, в хорошем настроении и самочувствии. Анфертьев давно потерял надежду увидеть в этот момент её глаза.
– Тогда я буду нравиться тебе все больше, - неосторожно сказал Анфертьев, но Наталья Михайловна в эту минуту слышала только голос своего чувства.
Глава 3
Теперь Автор получил возможность сделать кое-какие признания. Дело в том, что именно на этом месте кончился его отпуск на берегу Черного моря. И ему пришлось выдернуть из машинки едва начатую страницу и заняться упаковкой чемодана, что оказалось работой не столь простой, как это может показаться, - попробуйте в небольшой чемодан затолкать пишущую машинку, двести страниц рукописи. Не об этом надо писать, не к этому призывать подрастающее поколение. И даже то, что Автор не корит своего героя, не выискивает в глубинах его подсознания зловещие и сугубо отрицательные качества, говорит не в его пользу, а уж если назвать вещи своими именами разоблачает Автора и его лукавые попытки оправдать Анфертьева.
Дама ушла, но остался после неё в комнате запах валидола и суставной мази.
И осталось в воздухе ощущение непроизнесенной угрозы. И Автор дрогнул. Черт его знает, как оно обернется, подумал он и решил пригласить Анфертьева и попытаться отговорить его от задуманного. Анфертьев вошел в дом и, не раздеваясь, не стряхивая воды с плаща и намокших волос, присел на подоконник. Он выглядел похудевшим и каким-то ожесточенным. В свете пылающих за окном кленов его лицо могло показаться прекрасным, если бы не издерганность и какая-то затравленность.
"Скоро закончатся твои приключения, твое ожидание, все закончится", начал Автор.
"Скорей бы... У меня уже почти три года все готово. То я торчал в этой идиотской приемной Подчуфарина, то в кровати провалялся... Не могу больше".
"Может, откажешься?"
"Нет. Мне нечем будет заполнить пустоту в душе. Понимаешь, пустота и холод.
Если я откажусь, вообще станет невмоготу".
"А любовь? Ведь у тебя есть достойный выход, неужели любовь прекрасной женщины, правда с незавидной должностью, не заполнила..."
"Нет... Любовь тоже оказалась привязанной к Сейфу. Представь себе человека, который всю жизнь готовился к космическим полетам, прошел все многолетние тренировки, подготовки, отказавшись ради будущего полета от всех радостей жизни, а однажды ему говорят, что полет отменяется, возраст, дескать вышел... Нет-нет, я пойду".
"Но это нехорошо..."
"Не надо! Я все знаю. Объяснения только раздражают. Никого ещё проповеди не спасли от греха. Более того, возникает желание поступить наоборот, пойти поперек... Я не смогу уважать себя, если не совершу этого".
"А если совершишь - будешь уважать?"
"Но я уже покатился с горы и не хочу останавливаться. Я уже выпил одну рюмку, а вторая стоит наполненная. Этот проклятый Сейф не дает мне жить, спать, я не могу ничего делать, я думаю только о нем".
"Хорошо. Будем брать".
"Когда?!"
"Скоро. Дождемся, когда зарплата совпадет с квартальной премией, и... И с Богом. Только предупреждаю - счастья не будет".
"Там разберемся".
"Ты будешь разочарован".
"Авось!"
"Тебе будет тяжелее, чем сейчас".
"Пусть!" - Анфертьев был непреклонен.
"Возможны последствия, о которых ты не думаешь, возможны неожиданности, вернее, они будут обязательно. Дело в том, что... Ладно, скажу... ты исчезнешь.
Тебя не будет. Вместо тебя возникнет другой человек, внешне похожий. Некоторые даже не заметят, что это уже не ты, и будут принимать тебя за прежнего Анфертьева..."
"Ну и черт с ним!"
"Послушай, - Автор решил прибегнуть к последнему доводу, - я не уверен, что тебе захочется жить после всего, что произойдет. То, что тебя ещё как-то радует сегодня, все эти маленькие радости, маленькие слабости... Они потеряются, превратятся в труху. Дело в том, что и Танька..."
"А вот сюда не лезь!
– Анфертьев спрыгнул с подоконника и запахнул плащ, собираясь уходить.
– Понял? Не надо. Ты все сказал? Предупредил? Совесть твоя чиста? Ты думаешь, что все знаешь обо мне? Думаешь, что можешь предугадать каждый мой шаг, каждый поступок? Не утешайся этим. Может быть, ты совершенно меня не знаешь. Тебе известна только моя внешняя, шутовская, скоморошья сторона.
Я другой, уважаемый Автор. Я другой. Ты вбил мне в голову эту затею с Сейфом и думаешь, что это никак на меня не повлияло? Думаешь, я остался прежним? Ты пугаешь меня тем, что я стал другим? Бедный ты, бедный! Я давно уже стал другим, давно уже исчез тот Анфертьев которым ты умилялся на первых страницах. Его уже нет. И будь добр принять это к сведению".