Каникулы бога Рандома
Шрифт:
Лаки, а ты ко мне всё-таки неравнодушна, дрянная девчонка!
— Сынок! — Туманова буквально подбежала ко мне, собираясь повиснуть на шее, но затем вспомнила о ранении. — Сынок! Я так за тебя переживала! Сначала Светка, потом ты! Я бы не вынесла такого!
— Всё нормально, мам, — ответил я и взял её за плечи. — Не забывай молиться великому Рандому, и всё у меня будет отлично. И у тебя, соответственно.
«Слушай, — Игорь оказывается всё это время размышлял над моим предложением сделать его маму завидной невестой, но сначала вдовой. — Я вот
«Нет, свои деньги в эту клоаку мы кидать не будем, — ответил я, садясь в машину. — Это же бездонная бочка. Сегодня девяносто миллионов, завтра ещё двести. У человека нет ничего святого. И тормозов тоже нет».
«И что же делать? — с тяжёлым вздохом спросил он. — Всё-таки отец родной».
«Я не уверен, — за окнами проплывала тёмная местность, лишь изредка расцвеченная фонарями. По сравнению с Монте-Карло тут было глухо, мрачно и скучно. Но я всё ещё надеялся на то, что ненадолго застряну под Смоленском и скоро вернусь к своим каникулам. — Он относится к тебе, как к собаке. Если не хуже. Так что мысль про отдельную ветвь для тебя — одна из самых здравых за сегодня. Что для этого требуется? Кроме денег».
«И всё-таки, и всё-таки, — проговорил Туманов, — если говорить не о деньгах, надо сначала понять, что их нужно сто миллионов, и после этого уже можно замолчать. А в остальном, требуется земельный надел не из отцовского, магический дар и какая-нибудь оригинальная фамилия. Например, Туманов-Озеров».
«Очень оригинально, — согласился я, сочась сарказмом. — Ладно, я понял. Будет тебе своя ветвь».
* * *
Туманов-старший встречать нас не вышел.
Но при этом просил передать, чтобы я явился в его кабинет.
«Только не убивай его, пожалуйста, — попросил Игорь, когда почувствовал, что я закипаю от такого отношения. — Возможно, как-то иначе получится воздействовать».
Я даже улыбнулся. Как-то иначе? Да пожалуйста. Я люблю, когда до людей доходит прежде, чем они перестанут уже что-либо понимать.
Отворив дверь, я прошёл в кабинет Николая Григорьевича и уселся в самое лучшее кресло.
— Я не разрешал тебе садиться, — сказал на это Туманов-старший. — Встань и выйди, а затем зайди, как полагается.
Я даже не пошевелился.
«Рандом, не кипятись, пожалуйста, — уговаривал меня Игорь. — Успокойся и выдохни».
«Да я абсолютно спокоен, — ответил я, понимая, что жар от меня расходится во все стороны. — Но вот простым проклятием он не обойдётся».
— Что ты себе позволяешь? — холодно, но с клокочущей яростью внутри спросил меня отец Игоря. — Или на своих гулянках забыл, как с отцом надо разговаривать?
— Да какой же ты отец? — спросил я и с удовольствием наблюдал, как он оборачивается ко мне и впивается в моё лицо своими маленькими глазками.
— Что?! — начал он, вставая из-за стола.
— У нас сегодня день глупых вопросов? — я не собирался терпеть его выходки. Мне хотелось стукнуть Туманова-старшего по лицу, и я сдерживался из последних сил только потому, что не хотел потасовки именно сейчас. — Я говорю, что у нормальных отцов детей не отстреливают, словно животин, за их долги.
— Что ты мне лапшу на уши вешаешь? — прорычал папаша, но совсем уже не так уверенно, как прежде. — У своих портовых девок можешь узнать, кто тебя убить пытался.
— Угу, — кивнул я и посмотрел ему прямо в глаза, пытаясь там разглядеть хоть толику того, за что стоит сражаться. — И заодно узнать, кому ты девяносто миллионов проиграл, так? — я ослепительно улыбнулся.
Всё-таки семейные разборки — это не моё. Вот порезвиться — это да, это я всегда готов.
Туманов-старший побледнел, позеленел и, наконец, покраснел. Он открывал рот, как только что пойманная рыбёха, и не мог сказать ни единого слова.
— Приходили ко мне добрые люди, — продолжал я, как ни в чём не бывало развалившись при этом в кресле. — Из тех, что сначала стреляют, а уже потом задают вопросы. Так вот, рассказали они мне занимательную историю о том, что буквально через неделю ты должен отдать небольшое состояние за карточный долг.
— Это… Они… — тяжело дыша, Николай Григорьевич пытался собраться и ответить, при этом объясняться он категорически не хотел. Но я его вынудил. — Это всё неважно, — наконец, смог он выдавить из себя.
— Жизни твоих детей не важны? — я постарался и сделал максимально удивлённое лицо. С лицевыми мышцами Игоря это было сделать очень сложно, видимо, с таким отцом он давно перестал чему-либо удивляться. — Или неважно, что ты денег должен убийцам?
Нет, я сам был далеко не образчик высокоморального поведения, но всё-таки понятия чести и достоинства мне совсем не чужды.
— Послушай, ты же там овощем… за наш счёт. И ничего не знаешь, — Туманов-старший уже совладал с собой и даже нашёл подходящую на его взгляд линию поведения. — Этот долг он ничего не значит. У меня сейчас есть шестьдесят миллионов, и в субботу у Минеева я отыграю ещё столько же, если не больше. Отдам долг, и у меня ещё останется приличная сумма.
«Ты чё, пёс?» — подумал я, но вслух не сказал.
«Давай, лучше я с ним поговорю, — попросил меня Игорь. — Тебя он слишком сильно бесит, я же чувствую».
Что правда, то правда. Я всё пытался перейти на обычные подколы, но никак не мог.
«Да толку-то с ним разговаривать? — откликнулся я, понимая, что действительно не стоит всё воспринимать так близко к сердцу. В конце концов, это не мой отец. — Его, по-моему, совершенно не интересует, что на тебя покушались, а дочь вообще похитили».
— То есть тебя заботят только карты? — уточнил я, чтобы определиться с проклятием. — А судьба собственной дочери — нет?
— Почему ты так решил? — встрепенулся Николай Григорьевич, и по его бегающим глазкам я понял, что он и думать забыл о сестре Игоря.