Каникулы с невидимкой
Шрифт:
– Славно сработали, - весело похвалился наш водитель. И спросил папу: - Товарищ полковник, послушаем их? Не помешает.
– Послушаем, - кивнул папа.
– Не помешает.
– Ты что, Дим?
– возмутилась меж тем Даша.
– Рукав оторвал. Опять, что ли, меня похитили?
Но тут водитель чем-то щелкнул, что-то включил, и через треск и шорох послышались слова, которые многое сказали Дашке. И нам тоже.
– Всем участникам операции! Объект изменил внешность и ушел от наблюдения на черном «Мерседесе». Номерной
Опять влипли, подумал я, теперь свои за нами гонятся!
Но мы спокойно ехали по проспекту в сторону области, нам все время попадались посты ГАИ, патрульные машины, регулировщики. Однако никто «не принимал мер» к нашему задержанию.
– А чегой-то они, пап?
– спросил Алешка.
– Номер-то им сообщили.
Водитель усмехнулся:
– А у нас уже другой номер.
Вот так машины в Интерполе! Пистолеты под сиденьями, подслушки всякие, да еще и номера прямо на ходу меняются.
Я, конечно, очень уважаю папу. А сейчас зауважал еще сильнее. И даже немного позавидовал.
– Что притихла, Дарья Петровна?
– повернулся папа к Даше.
– Облава какая-то!
– возмутилась она.
– Было бы из-за чего!
– возмутился Майский.
– Этот капитан, наверное, в нее влюбился, - ляпнул Алешка.
– А она от него сбежала.
Мы и так очень тесно сидели, а тут еще Майский заерзал, заволновался.
– Ты его вызови на дуэль, - продолжал подначивать Алешка.
– Он стреляет хорошо, - испугалась Даша за жениха.
– А они старыми валенками будут драться, - сказал Алешка.
– И проломят ими друг другу головы, - подхватил я.
– Ваша мама права, - грустно покачал головой Майский.
– Вы ввели меня в заблуждение. Вы - жестокие и коварные.
– И повторил ту фразу, которую он недавно сказал Алешке: - С вами лучше дружить, чем ссориться.
Машина уже ровно и быстро шла за городом. Мимо лесов, деревень и полей под снегом. Потом она свернула, проехала небольшим шоссе и опять свернула. Уже на знакомую нам узкую дорогу с высокими сугробами по обочинам.
Мы все притихли и примолкли. У меня даже в сердце что-то екнуло.
Особенно когда впереди показался высокий терем за высоким забором с железными воротами.
Но сейчас у него был совсем другой вид. Какой-то заброшенный. Ворота распахнуты настежь, и одна створка скрипит и качается; а когда мы въехали во двор и вышли из машины, мне даже показалось, что в доме уже давно никто не живет.
– Вася, - сказал папа водителю, - обойди этот хлам, - он показал на грустные остатки ангара, возле которого валялась опрокинутая конура, - там, в мастерской, возьми механика и звони в местную милицию.
А мы поднялись на крыльцо и вошли в дом. В холле, у погасшего камина, сидела в кресле Баба Яга в шубе и все с той же лопатой в руках. Она постарела и стала еще страшнее. Повернула
– А вас никто не спрашивает… И все куда-то канули… И кто-то все время воет…
И правда! По всему дому разносился какой-то приглушенный, тоскливый и безнадежный вой. Я сначала не обратил на него внимания. Подумал, что ветер шумит в каминной трубе.
– Лаборант воет, - первым догадался Алешка.
– Тоскует.
– Ну, веди, - сказал папа.
– Куда ты его засунул?
Мы спустились в подвал, и мне даже тошно от него стало.
Отодвинули тумбочку, отперли и отворили заслонку. Вой сразу же стих.
– Эй!
– папа наклонился к отверстию.
– Вылезай!
– Не могу, - гулко донеслось до нас.
– Застрял. Помогите, люди добрые! Поделюсь с вами! Выручайте, родные!
– Надо его вытаскивать, - решил папа.
– Не ждать же, когда он похудеет.
– Веревка нужна, - сказал Майский.
– Я пролезу к нему, привяжу веревку к ноге, и мы его вытянем. Только надо ли?
– Надо, - отрезал Лешка.
– Мне его уже жалко.
Мы разыскали под обломками ангара прочную веревку, сделали на одном ее конце петлю, и Майский, сняв пальто, пополз к Лаборанту. А тот опять выл и жаловался.
Папа осмотрел подвал. Полюбовался на установку для производства «невидимок», на наши жалкие раскладушки. И в глазах его мелькнуло сочувствие. К его детям, наверное. Но тут он увидел на тумбочке комок нарисованных Алешкой долларов, и сочувствие в его глазах сменилось угрозой. Он открыл рот, чтобы сказать что-нибудь «воспитательное».
Но не успел. Из дыры показались ноги Майского, а потом все его остальное. И конец веревки.
Мы дружно за него ухватились.
– Раз, два, взяли!
– скомандовал Майский.
– Хорошо пошла! Дернули разом!
Мы дернули. И на пол брякнулся несчастный Лаборант.
Он плохо выглядел. Проголодался, осунулся, щурился от непривычного света. Потерял товарный вид.
– Приехали, - сказал он. И вдруг спохватился: - А где багаж?
И не успели мы ничего понять, как его верхняя половина опять исчезла в дыре. И вернулась обратно, вытягивая за собой мешок. Туго набитый. Пачками долларов. Теми самыми, которые хапанул Майский в обменном пункте.
Вот это финиш!
Снегурочка захлопала глазами. Майский открыл рот и схватился за подбородок. Алешка тоже открыл рот и сел мимо раскладушки. А я захохотал, как ночной филин.
Только папа сохранил невозмутимость. Наверное, потому, что ничего еще не понял.
Лаборант сидел на полу, обхватив мешок, и смотрел на нас. Боже, какое разочарование его ждет!
Но он первым пришел в себя. Вскочил на ноги и, прижимая мешок к животу, бросился к лестнице.
– Стоять!
– опомнился папа и обнажил пистолет.