Каникулы в Бухаресте
Шрифт:
Девушка в моих руках зашипела сквозь зубы. Подняв взгляд, встретилась с ее бирюзовыми глазами.
– Жить буду, - сообщила она и усмехнулась.
– У тебя косметика потекла. Забавно выглядишь.
– Да ну тебя, - отмахнулась я, чувствуя, что начинаю глупо хихикать, представив, какую картину представляю собой. Вообще-то я понимала, что дурацкие, издаваемые мною звуки, - надвигающая истерика, следствие пережитого напряжения, но поделать ничего не могла.
Снежка спокойно ждала, пока я приду в себя, чему-то улыбаясь.
– Надо тебя со снега убрать, пока не замерзла совсем, - опомнилась я, бережно поддерживая Гелу и помогая подняться на ноги.
–
Пусть я на нее больше и не злилась, но и терпеть взрывы дурного настроения была не намерена.
– Ага, давай еще получишь ко всему и магическое истощение. Потрясающе будет!
– съязвила, все же продолжая упорно двигать ее в нужном направлении.
Гела молчала. Либо абсурдность ее препирательств дошла до нее, либо моя защитница устала и, молча, терпела боль, чтобы не тратить силы впустую.
Привалив Снежка к очередному фонарю, попавшемуся на пути, я трясущимися от усталости пальцами вытащила мобильник из кармана, мысленно дав себе затрещину за тугодумие, и набрала номер последнего вызова. В трубке послышался взволнованный голос Лики:
– Объявилась!
– заорала она так, что у меня в ушах зазвенело.
– Появишься - убью. Мы все извелись. Ни от тебя, ни от Снежки ни звука уже столько времени.
– Становись в очередь, - фыркнула я.
– Какую?
– не поняла собеседница.
– Убивать.
– Где ты? И что случилось?
– тут же отбросила она свои причитания, мгновенно перейдя на деловой тон.
Я осмотрелась, безуспешно пытаясь отыскать взглядом табличку с названием улицы и номером дома:
– Три квартала от башни на север, - прошептала Гела. Я повторила все это в телефон, добавив от себя:
– Снежная со мной, но нам нужна помощь.
Девчонки всей честной компанией явились буквально через пять минут. Сгрузив раненную подругу в летающий гроб Янины, мы отправились домой пешком. Уже на подходе услышали недовольное ворчание Снежка, что мы вот ее уже в гроб укладываем, и даже странно, что вперед ногами в двери пронести еще не додумались. Янина реагировала на это с достоинством стоика, молча перенося всплеск дурного самочувствия и настроения болезной подруги.
Когда Яна и Коша переодели Гелу, а затем магически подлечили и обезболили ее рану, а Лика и опять же вездесущая мелкая едва не утопили меня в ванной в так называемой попытке "согреть и отмыть от крови", мы все дружно опять собрались в кухне. Лика выставила перед нами со Снежком по огромной чашке чая с лимоном и прочими полезными травами, поставила на стол пару тарелок с горячими бутербродами и сковородку с чем-то фантастически вкусно пахнущим, села за стол рядом с остальными и провозгласила:
– Не слишком ли много новостей за один вечер?
За что заслужила от Янины, Снежки и меня пару угрюмых взглядов.
– А что?
– поддержала ее Коша.
– Просветите, "виновницы торжества". Кто? Что? За что?
– На какой вопрос отвечать?
– тяжко вздохнула наш раненный боец.
– По порядку, - отозвалась Лика.
– Ирано Шериор, прихвостень Совета, - начала свой рассказ Снежок. Я слушала так же заворожено, как и остальные присутствующие. Несмотря на то, что оказалась в гуще сегодняшних разборок между Хранительницей границы и Советом, я не обладала информацией ни на грамм.
– Мы познакомились несколько лет назад. Случайно. Слишком случайно, чтобы это было правдой. Но это я уже поняла позже. А тогда меня поразили его зеленые глаза и изысканные манеры. Он пытался меня соблазнить, чтобы получить доступ к хранилищу артефактов моей семьи. Даже тогда мне не хотелось верить, что все это было лишь тщательно продуманной постановкой. Тогда сердце, казалось, остановилось, когда я увидела его возле схрона. Мир рухнул, но потом пришли злость и ярость.
Я потрясенно смотрела на рассказывающую девушку. Никогда еще не видела Снежку такой. Она могла быть веселой до безрассудности или холодной, гордой и неприступной, вредной и ворчливой,… но еще ни разу ее голос не звучал так… мертво.
Так говорила Чертенок в ту ночь в общежитии, когда рассказывала про кошмар о смерти сестры. Вот и сейчас, Гела говорила о событиях холодным голосом, в котором звучала застаревшая боль.
– Тогда мы впервые скрестили с ним оружие. Когда я сделала первый выпад, казалось, я сломаюсь. Но ничего, выжила. И даже смогла жить. Только доверять разучилась.
Она замолчала, а все мы сидели, почти не дыша, стараясь не встречаться взглядом друг с другом, глядя только на рассказчицу.
– Еще до этого мои взаимоотношения с Советом Ста оставляли желать лучшего, - снова заговорила Снежок, нарушив звенящую тишину, - ведь после смерти дедушки и бабушки они развили очень бурную деятельность, чтобы получить в свою собственность редкие артефакты. И были крайне злы, когда я им это не позволила. Некогда мой род был сильнее Совета, мы делили сферы влияния на Север и Юг. Совету приходилось считаться с силой Снежного рода, держаться в границах своих владений, не переходя нам дорогу. Теперь я осталась одна. И Совет посчитал, что я не стану преградой их желанию завладеть моим наследством.
Потом был целый ряд проникновений за круг. И мне пришлось научиться убивать. Убивать не нечисть, а людей, которые, будь их воля, убили бы меня. За последние пять лет было шесть таких набегов. Три раза эти рейды возглавляла эта блондинистая сволочь Ирано. После нашей последней встречи у него через все лицо шрам.
Мокоша
Я сидела на кухне с девчонками и слушала вполуха рассказ Снежка. Вообще-то, я думала. Хотя думать вредно, от этого появляются мысли и прогрызают в мозгах извилины. Но это я так, шучу. А если серьезно, что я знаю о девчонках? Что Гела - снежная ведьма, что ее род древний, что… Много таких "что". Только вот незначительных. Вроде бы знаешь что-то о человеке, а по сути ничего. Людям вообще свойственно многое скрывать. Ведь есть вещи, которые нам не всегда хочется рассказывать. Боимся, что будут смеяться. Как по мне, лучше самому рассказать это как прикол: если смеешься над ситуацией сам, то другие уже скалить по этому поводу зубы не будут. Боимся впустить кого-то в душу, потому что могут оставить черные мокрые следы, а нам потом все это безобразие вытирать. Боимся, что, зная нас хоть чуточку больше чем нужно, люди начнут нами манипулировать… Мы ведь очень многого боимся. А иногда просто боимся вспоминать. Или не хотим…
Но, как оказалось, я мало знаю и о своих подругах. Все эти сведения поверхностны. Когда возникает проблема, мы не спешим ею делиться. В моем случае это самостоятельность, которую усиленно культивировали родители, но… Ведь рассказать о проблеме и свалить ее на чужие плечи - это две разные вещи. Наверное, самое главное то, что каждая из нас бежит помогать подруге, если ситуация уж настолько серьезна. Может, в этом заключается дружба?.. Кто его знает, уж точно не я в свои семнадцать лет с моим еще детским видением жизни. А если еще добавить, что оно своеобразненькое, то ничего понятнее не становиться, а лишь только запутаннее…