Кант
Шрифт:
«Вечный мир» – тоже двусмысленность, которая как бы открывает перед человечеством два возможных решения – либо прекращение войн путем международного договора, либо вечный мир «на гигантском кладбище человечества» после истребительной войны. Для того чтобы увидеть первую возможность, надо было просто уметь мечтать; вторая в XVIII веке могла открыться только человеку, который привык додумывать все до конца. О первой уже в то время писали многие, упоминание о второй мы находим лишь у Канта.
Впрочем, он оптимист и не устает пропагандировать идею международного соглашения. И свой трактат он строит в виде договора, пародируя соответствующие дипломатические документы. Сначала прелиминарные статьи, затем окончательные и даже одна тайная. Прелиминарные статьи формулируют условия, открывающие путь к нормальным отношениям между государствами. 1. Ни один мирный договор не должен считаться таковым, если при
В «окончательных» статьях кантовского проекта речь идет об обеспечении достигнутого мира. Гражданское устройство в каждом государстве должно быть республиканским. (Республика, по Канту, означает не отсутствие монарха, а правовой порядок, гласность и разделение властей, Фридрих II, по его мнению, правил страной республикански.) Вторая «окончательная» статья договора о вечном мире определяет основу, на которой возникает международное право, а именно – добровольный союз государств, где реализуется устройство, подобное гражданскому обществу, в котором каждому его члену гарантировано его право. Союз народов, «федерализм свободных государств» не всемирное государство; Кант недвусмысленно выступает за сохранение национального суверенитета. Третья «окончательная» статья ограничивает «всемирное гражданство» лишь правом на гостеприимство в чужой стране. Каждый человек должен иметь возможность посетить любой уголок земли и не подвергаться при этом нападениям и враждебным действиям. Каждый народ имеет право на территорию, которую он занимает, ему не должно угрожать порабощение со стороны пришельцев. Кант – противник колониальных захватов.
Он не был первым, узревшим бедствия войны. Человечество выстрадало мечту о мире. Уже в древности люди задумывались над искоренением кровопролития из жизни общества. Эразм Роттердамский в трактате «Жалобы мира» призывал монархов покончить с войнами. В XVII веке родилась идея достигнуть вечный мир путем договора между государствами. Сен-Пьер и Руссо были горячими сторонниками этой идеи. То новое, что внес Кант, состояло в обосновании неизбежности установления на земле всеобщего мира. Не случайная воля монарха, а историческая необходимость одолеет войну как форму международных отношений. Государства вступят на путь создания мирного союза, подобно тому как в свое время люди вступили на путь создания государства. И в том и в другом случае речь идет об отказе от части своих прав (вернее, от самоуправства), но не о потере самостоятельности. Эту мысль Кант высказал еще в 1784 году в статье о всеобщей истории. И с тех пор неизменно ее придерживался и неоднократно повторял. Кант не убеждал монархов, не соблазнял их прелестями мирной жизни (как это делали его предшественники), он настаивав на неизбежности мира и иронизировал над теми, кто игнорирует веленье времени.
Договор о вечном мире венчает «тайная» статья. Что она содержит? Одну лишь насмешку: «Государства, вооружившиеся для войны, должны принять во внимание максимы философов об условиях возможности общего мира». И все пояснения к этой «статье» ироничны и насмешливы. Вот пассаж о юристах: «Юрист, избравший символом права весы и рядом с ними символом справедливости меч, обычно пользуется мечом не только для того, чтобы оградить весы от всех посторонних влияний, но и для того, чтобы положить его на чашу, если она не захочет опуститься». А вот о философах, претендующих (в соответствии с утопией Платона) на власть: «Нельзя ожидать, чтобы короли философствовали или философы стали королями; да этого и не следует желать, так как обладание властью неизбежно извращает свободное суждение разума. Но короли или самодержавные… народы не должны допустить, чтобы исчез или умолк класс философов, а должны дать ему возможность выступать публично; это необходимо и тем и другим для внесения ясности в их деятельность».
А какие советы дает Кант «практику-политику»? 1) Facetexcusa. Не упускай случая, благоприятствующего самовластному захвату (права государства либо над своим народом, либо над другим, соседним народом). Подыскать оправдание или прикрыть благовидными предлогами насилие после захвата будет гораздо легче и удастся с большим блеском… 2) Sifecisti, nega. Отрицай свою виновность в том преступлении, которое ты сам совершил. Например, доведя свой народ до отчаяния и тем самым до восстания, утверждай, что в этом виновата строптивость подданных. «3) Divideetimpera. Это значит: если в твоем народе есть некоторые привилегированные лица, обладающие властью, которые избрали тебя своим верховным главой, то посей между ними раздор и поссорь их с народом; заступись далее за народ, обольщая его большей свободой, и всё будет зависеть от твоей неограниченной воли. Если же дело идет о других государствах, то возбуждение розни между ними – вполне надежное средство подчинить себе их одно за другим под предлогом помощи более слабому». Такими политическими максимами, заключает Кант, конечно, никого не обманешь, так как они общеизвестны. Скомпрометировать их может не разглашение, а только неудача.
Как объединить политику с моралью? Есть две возможности: либо приспособить мораль к интересам политики, либо подчинить политику морали. Первый вариант поведения избирает «политический моралист», он начинает там, где останавливается «моральный политик» («ставя повозку впереди лошади»), он подгоняет принципы под цели. Подлинное единство морали и политики возможно только на основе права. А гарантией служит гласность.
Ни одно из сочинений Канта не вызывало таких непосредственных и живых откликов. Первое издание трактата «К вечному миру» буквально расхватали. Издатель Николовиус в том же 1795 году выпустил новое. Одновременно в Берне вышел французский перевод, которым, однако, Кант остался недоволен. В 1796 году Николовиус выпустил новое немецкое и авторизованное Кантом французское издание. В Париже возник третий перевод, который увидел свет книгой и (в извлечениях) на страницах газеты «Монитор». «Знаменитый Кант, – писал парижский официоз, – совершивший в Германии духовную революцию наподобие той, что сокрушила старый режим во Франции, сей муж отдал всю силу своего имени делу республиканского устройства».
Любопытно, что сопоставление идей критической философии с духом французской революции родилось уже в то время. Гейне верно почувствовал моменты сходства. (Маркс философию Канта прямо назвал «немецкой теориейфранцузской революции» [12] . Единственно, в чем ошибся Гейне, был выбор эквивалента. Не экстремист Робеспьер, а умеренный Сийес восторгался Кантом. Сийес пытался организовать в Париже чтение лекций о философии Канта, и только отсутствие специалиста помешало это осуществить. Когда в 1798 году в Париж приехал Вильгельм Гумбольдт, Сийес попросил его донести до французских коллег основные идеи кантианства. Состоялся пятичасовой коллоквиум, на который были приглашены наиболее именитые «метафизики» (Кабанис, Дестют де Траси и др.). Гумбольдт уверял потом, что не нашел общего языка с аудиторией, так как французы не склонны к абстрактному мышлению. Но было и другое мнение: лектор слабо ориентировался в кантовских «Критиках».
12
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, с. 83.
Ходили слухи, что Сийес намерен послать Канту на отзыв французскую конституцию, что Париж обратился с просьбой в Берлин командировать во Францию философа для наилучшего устройства государственных дел. В 1797 году появилась (неизвестно где и кем изданная) книга «Ответ профессора Канта аббату Сийесу», содержавшая проект христианской утопии. В конце книги автор признавался в подделке.
Генерал Бонапарт проявлял живой интерес ко всему диковинному. Философия Канта не составляла исключения. Во время пребывания первого консула в Женеве некий незадачливый эрудит безуспешно пытался обратить его в кантианство. Вскоре после этого в Лозанне Бонапарт стал расспрашивать тамошнего мудреца об отношении швейцарцев к философии Канта. Услышав в ответ: «Генерал, мы ее просто не понимаем», радостно обратился к своему спутнику: «Вы слышите, Бертье, здесь Канта тоже не понимают».
Наконец, однажды Бонапарту стало известно, что в Париже имеется великолепный знаток Канта, бывший эмигрант Шарль де Виллер, автор изложения «Критики чистого разума», которое переведено на немецкий и издано в Германии. Первый консул вызвал Виллера и велел на четырех страницах изложить суть кантовской философии, дав на размышление четыре часа. В результате возник четкий конспект, который, однако, не произвел на Бонапарта должного впечатления. Заключая конкордат с папой, будущий император изволил выразиться: «Священники ценнее, чем Калиостро, Кант и все немецкие мечтатели».