Каныш Сатпаев
Шрифт:
— Кажется, знаю немного, товарищ нарком.
— А учился где?
— Сперва в ауле, в русско-казахской школе... А потом в Сибири, закончил Томский технологический институт. Диплом получил в двадцать шестом году. С тех пор и занимаюсь разведкой в Улутау-Джезказганском районе.
— Выходит, ты разведчик со стажем? — прищурился Серго и побарабанил пальцами по подлокотнику кресла.
— Да, уже восемь лет, — ответил Каныш и непроизвольно вздохнул.
Это не ускользнуло от собеседника, и он едва заметно усмехнулся.
— Так... И все восемь лет воюешь с Главцветметом?
Каныш промолчал. Орджоникидзе поднялся, обошел стол, взял в руки его докладную.
— В
Прямой вопрос наркома требовал взаимной откровенности, и Сатпаев ответил без утайки. По его мнению, специалисты в главке, при всем его уважении к их знаниям и опыту, пугаются географической отдаленности Джезказгана и опасаются ответственности за всевозможные непредвиденные осложнения.
— ...Все-таки рудники находятся далеко от больших экономических центров, в безводной полупустыне, где нет ни дорог, ни воды... Вот мои соображения, Григорий Константинович, — заключил Каныш.
— Резонно, — ответил нарком, собрав морщины на лбу. Придвинулся к столу и спросил: — Надеюсь, ты понимаешь, дорогой, что эта работа не на один год? Дело пахнет сотнями миллионов рублей. Где гарантия, что они не будут затрачены впустую?
Каныш сказал, заметно волнуясь:
— Я родился в степи и знаю ее, поверьте! Я глубоко убежден, Григорий Константинович, что освоение Большого Джезказгана будет одинаково полезно и для степи, и для всего Союза. В безводную глушь придет новая жизнь! Овчинка стоит выделки, клянусь вам! Если бы я не верил в успех, то не стал бы тратить на это дело лучшие годы своей жизни!
Горячность молодого геолога, его убежденность и энергия, с какой он защищал свой далекий Джезказган, вызвали улыбку Серго.
— Похвально. Но, дорогой, одного твоего убеждения нам мало. Нужно, чтобы и другие поверили в вашу степь.
— Что касается коллектива джезказганских разведчиков, они давно верят в нее! — воскликнул Сатпаев нетерпеливо. — Вам нужны факты? Пожалуйста. Когда в прошлом году мы получили от Главцветмета приказ об упразднении разведки, никто не хотел верить, что такое может совершиться. Сложился дружный коллектив, около семисот человек, мы успешно вели изыскания, а приказ выбил почву у нас из-под ног. Когда люди остались без зарплаты, без пайка, буквально без средств к существованию, я вынужден был предложить им искать другую работу. Что еще было делать?! Я думал, все кончено. Но семьдесят человек не ушли и решительно заявили, что верят в Джезказган и останутся со мной, чтобы довести дело до конца! — Каныш разволновался, голос его стал глухим, бледное лицо потемнело; он говорил, не отрывая глаз от наркома, который слушал его с серьезным, уже каким-то озабоченным вниманием, слегка склонив голову набок. — Эти люди, мои товарищи, несколько месяцев работали без оплаты. А вы представляете, Григорий Константинович, что это значит в наших условиях? Может ли убедить что-либо сильнее, чем такая одержимость? А специалистам Геолкома и главка этого мало. Им нужны только сухие факты, одни доказательства...
— Правильно, — спокойно перебил нарком. — Им нужны факты!
— И мы их представили за эти два года! Они отражены в постановлении сессии и в моей докладной.
Серго повертел
— А что ты скажешь об Алмалыке? По сведениям, там тоже много меди. Можно его сравнить, скажем, с Джезказганом? Которому из месторождений ты отдашь предпочтение?
И снова Сатпаев вспомнил напутствие Ванюкова: «Если Серго о чем-либо спросит, отвечай прямо. Не знаешь, признайся честно сразу. А если начнешь крутить, ходить вокруг да около, считай: конец. Сразу почувствует и перестанет слушать...»
— Не могу сказать, что знаю Алмалык хорошо, мало знаком с его разведочными данными, — ответил Каныш, тщательно подбирая слова. — Григорий Константинович, должен заметить, что у нас сильно отстает обмен опытом. Каждый сам по себе — попал на месторождение и копается на одном месте. А нашему брату, геологу, не мешает поездить, поглядеть, как дела у других, поучиться. — Каныш говорил и по глазам наркома видел, что тому нравится его откровенность. — А что касается сравнения... Как специалист скажу: Джезказган нельзя сравнивать ни с Алмалыком, ни с любым другим известным месторождением меди в Союзе. Это было бы ошибкой.
Орджоникидзе вскинул густые брови.
— Что? Вы отдаете отчет своим словам?
Взгляд наркома стал жестким, в выразительных глазах мелькнула досада, и Каныш в эту минуту с обостренной ясностью прочел в них: «Э, да ты хвастун, братец! Куда хватил!» Но именно этот взгляд, недоверчивое и чуть огорченное выражение лица Серго придало Сатпаеву смелости, и он вдруг почувствовал себя раскованно, совсем свободно и уверенно. Вопрос наркома всколыхнул в нем чувства, наполнявшие его жизнь все эти годы, и теперь они словно прорвали сдерживающую их плотину; в голосе Каныша, в его взгляде, во всем облике сквозило вдохновение...
— Да ведь Джезказган — это уникум, Григорий Константинович! — горячо заговорил он.
— А конкретнее?
— Чтобы сказать конкретнее, нужно продолжать разведку. Но уже сейчас многое говорит в пользу Джезказгана. Во-первых, руду можно добывать без дополнительных средств. Прочность породы такова, что не требуется никаких крепей! Во-вторых, залегание руд позволяет вести разведку из одной шахты, вкруговую. Огромная экономия! Некоторые пласты вообще можно разрабатывать открытым, карьерным способом. И еще одно немаловажное преимущество: подземных вод там почти нет. Значит, не нужно никаких средств на откачку воды. Опять экономия! Далее... Кремниевые соединения в джезказганских рудах исключают возможность пожара в шахтах. А то, что, помимо меди, можно добывать свинец, цинк, серу, серебро и множество других редких металлов, разве это не существенно?!
Неожиданно Орджоникидзе улыбнулся. Откинувшись на спинку кресла, он слушал геолога с явным интересом.
— ...Технология обогащения джезказганской руды давно разработана, Григорий Константинович, — продолжал Каныш. — Выплавка меди вот уже несколько лет ведется на нашем Карсакпайском заводе. Одна только беда — в захолустье живем. Железная дорога позарез нам нужна, ей-богу!
Наркому явно нравилась увлеченность молодого казахского геолога и как будто даже передалась его влюбленность в дело, в далекий степной край с его богатейшими подземными кладовыми. А Каныш рассказывал взволнованно и убежденно, и в этом вдохновенном экспромте говорила вся его восьмилетняя неустроенная, кочевая жизнь с ее сомнениями и надеждами, удачами и трудностями, верой товарищей-геологов и столичных друзей и непониманием экспертов из Геолкома, воздвигавших преграды и запреты...