Каныш Сатпаев
Шрифт:
— А Джезказган даст в два, а то и в три раза больше, — взволнованно вставил геолог. — Самое меньшее!
— Так... А что, если по этому вопросу посоветоваться с Ивановым? А, Каныш Имантаевич? Мог бы он написать нам?
— Отчего же нет? Безусловно, напишет. Он человек объективный, прямой... Настоящий большевик!
— Давай так и договоримся, — нарком хлопнул ладонью по крышке стола. — Все эти твои записи оставь мне. Если понадобится что-либо еще, запросим. Задержись в Москве еще на день-два. Поработай в нашем наркомате. Надо подготовить предложения на Политбюро. Договорились?
— Конечно, Григорий Константинович!
— А коли так, отдыхай теперь. А то ведь и Новый год недолго пропустить!
— Что вы, что вы! Я сегодня такой подарок получил!
— Передай привет своим разведчикам, — тепло попрощался нарком. — Их терпение будет вознаграждено. Обещаю. Пусть потерпят еще немножко. Не дадим вам больше бедствовать.
Нарком проводил Каныша до дверей. Геолог с волнением ощутил крепкое пожатие широкой, сильной руки.
— В жизни, дорогой мой, немало всяких трудностей. Бывают настоящие. И картонные тоже. Суть в том, чтобы их осилить, победить. Вот так, товарищ Сатпаев. Желаю весело встретить Новый год. Пусть у тебя все будет хорошо и в жизни и в работе!
III
Поскольку встреча Сатпаева с наркомом произошла в последний день уходящего года, продолжение этой истории следовало искать уже в документах нового, 1935 года. Автор этих строк обнаружил любопытное письмо, хранящееся в Центральном партийном архиве в фонде Г.К.Орджоникидзе.
Вот некоторые выдержки из него:
«В ЦК ВКП(б)
И.В.СТАЛИНУ.
О необходимости форсирования развития
Джезказганского месторождения меди.
Январь, 1935 г.
...Для того чтобы хотя бы в основном удовлетворить потребности нашей страны в меди отечественного производства, в пределах третьей пятилетки нам необходимо наряду с форсированием строительства начатых... приступить к строительству двух мощных медных предприятий, а именно Джезказганского и Алмалыкского...
Джезказганское медное месторождение... по всем разведанным категориям является одним из мощнейших медных месторождений мира и самым крупным в Союзе. Разведки последних трех лет позволяют разрешить проблему Джезказгана вполне грамотно. Запасы Джезказгана исчислены на основании 900 с лишним буровых скважин и свыше 1000 горноразведочных выработок. Технология добычи и переработка джезказганских руд вполне изучена... В случае положительного разрешения этого вопроса необходимо было бы создать сейчас же строительную организацию «Джезказганстрой» и выделить ей для подготовительных работ в 1935 году 3 млн. рублей с тем, чтобы в 1936 году приступить к развернутому строительству.
Единственным затруднением в освоении Джезказганского месторождения является отсутствие железнодорожной связи с внешним миром. Поэтому одновременно с началом подготовительных работ надо было бы приступить уже в 1935 году к строительству железной дороги Успенский рудник — Джезказган общим протяжением 414 км, которая соединила бы Карагандинский угольный бассейн с Джезказганом. Без этой железной дороги немыслимо приступить к развернутому строительству Джезказгана, не говоря уже о том, что немыслимо вести столь мощное хозяйство... Общая стоимость всего строительства, включая и железную дорогу, составит около 500 млн. рублей...
С.ОРДЖОНИКИДЗЕ».
К записке Орджоникидзе Центральному Комитету было приложено письмо начальника Главцветмета Шахмурадова и докладная начальника треста Балхашстрой Иванова. Они единодушно отмечали значение Джезказганского месторождения, его уникальность и преимущества в эксплуатации. По первому письму нетрудно убедиться в изменении отношения руководителей главка к проблеме изучения Джезказгана, разведка и строительство которого тормозились ими в течение двух лет; более того,
О Джезказгане теперь заговорили по всей стране. Задача его строительства стала рассматриваться, не без участия Серго, как важное государственное дело.
На очередной сессии ВЦИК (март 1935 г.) он говорил: «В ближайшее время нам придется приступить к строительству Большого Джезказганского комбината. Там имеются богатейшие запасы медных руд. Они расположены в глубине Центрального Казахстана, вдали от железной дороги. Необходимо быстрее строить к Джезказгану железную дорогу от Караганды...»
Той же весной у подножия Улутау специалисты Народного комиссариата путей сообщения начали вести изыскательские работы.
Послание из XIV века
I
В лето 793 хиджры19, в год овцы, никогда не знавший поражения прославленный Тимур вышел из Самарканда во главе двухсоттысячного войска. На сей раз взор Железного Хромца был обращен к Золотой Орде, властителем которой в то время был Тохтамыш. Коварный Тимур избрал не кратчайший путь к стану своего врага. То ли он хотел нагрянуть на Тохтамыша с той стороны, откуда тот меньше всего ждал его, то ли замыслил заодно расширить свои владения захватом новых земель — как бы то ни было, он, двигаясь со своим войском вдоль берегов Сейхуна20, второго мая достиг реки Сары-Узень21.
Перед взором его расстилалась бескрайняя ковыльная степь, древняя колыбель кипчаков.
В ту весну земля эта, наслаждавшаяся покоем и тишиной после кровавых монгольских походов, снова подверглась нашествию десятков тысяч конских копыт. Тучами вздымалась пыль. Бесчисленные стаи птиц поднялись с озер, звери бежали, напуганные топотом конницы, люди оставили насиженные места и спешили прочь с пути завоевателя вселенной.
Когда властелину надоели тишина и однообразие бескрайних просторов, когда он уже потерял надежду найти что-либо, на чем можно было бы остановить взгляд, дозорные, ушедшие вперед к северо-западу, принесли весть: «На расстоянии дневного перехода возвышается гора, вершина которой касается туч. Десятки рек и маленьких речушек берут здесь начало, а еще найдешь зеленые луга для своих коней, сладкий привал — для войска...»
То была знаменитая Улутау, поднимающаяся в центре Сары-Арки.
Войско Тимура, разбитое на двести туменов, достигло Улутау и расположилось по берегам больших и малых рек, разбрелось по многочисленным лощинам.
В Улутау простояли три дня. Люди и кони отдохнули. Как утверждает летописец, утром четвертого дня перед тем, как отдать войскам приказ выступать, Тимур поднялся в сопровождении своих полководцев, визирей и придворного поэта Кермене на холм, где было водружено его черное боевое знамя, и оглядел окрестность. Взгляд его узких глаз на какое-то время остановился, устремленный в беспредельную даль.
Вдруг властелин резко повернулся и обратился к стихотворцу:
— Эй, Кермене, чем наградить этот холм, удостоившийся прикосновения моих ног? Ведь теперь земля эта принадлежит мне!
Не в обычае поэта медлить с ответом. Кермене молвил с легкой улыбкой:
— Такой чести достоин не этот ничтожный холм, а гордая вершина Улутау, что касается дымчатых гряд облаков. Но ты не смог подняться на нее и наказываешь гору за неприступность, не так ли, повелитель?!
Усмехнулся грозный воитель.