Каныш Сатпаев

Сарсекеев Медеу

Часть третья

Вершины

Известно, что наукой овладевает тот, кто испытывает жажду познания. Но одного стремления мало. Даже сам процесс приобретения знаний должен быть подчинен определенной системе.

...Для того чтобы сохранить свои познания и разум, нужно иметь характер. Сильный и крепкий характер. Тут уместно сравнить его с сосудом, хранящим бесценную влагу. Действительно, зачем овладевать знаниями, если их негде хранить? Значит, нужно быть стойким, нужно всегда сохранять твердость духа.

Абай Кунанбаев. 32-е слово назидания. 1895 год

Все для победы

I

В Алма-Ату прибыли в ночь на первое июля. Столичный вокзал, так же как все станции, которые они проезжали, был забит людьми. Прошло лишь десять дней с начала войны. Страна поднималась на бой с ненавистным врагом. День и ночь кипела работа в тылу, день и ночь шла кровавая

страда на фронтах...

На следующий день Сатпаева вызвал к себе секретарь ЦК Компартии Казахстана Габдолла Бузурбаев.

— Институт геологических наук ваш, — сказал он, — но руководство казахским филиалом Академии наук СССР тоже придется осуществлять вам. Не удивляйтесь, Каныш Имантаевич. Время такое. Академик Григорьев по-прежнему остается председателем Президиума. Но он живет в Москве и вряд ли сможет непосредственно руководить филиалом. Собственно, так работали и раньше. Иосиф Федорович двигал наши дела в столице, в Президиуме Академии наук, а я как заместитель его здесь выполнял функции председателя... Так что без возражений принимайте свои дела и приступайте. Нынче все мы работаем за двоих, придется, будем и за четверых.

В другое время Каныш Имантаевич, может быть, возражал бы против такой нагрузки: руководить только что организованным институтом, да еще КазФАНом, который призван направлять всю научную мысль республики! Но сейчас времени на размышления не было. Тот же Бузурбаев еще вчера был заместителем академика Григорьева. А сегодня уже секретарь ЦК вместо отправившегося на фронт. На войне как на войне!

Он помнил, как год назад проверяла работу казахского филиала объединенная комиссия Президиума АН СССР и ЦК Компартии Казахстана. Оценка была дана неудовлетворительная: не выполняется план по основным научно-исследовательским темам, слаба связь с промышленными и сельскохозяйственными объектами; не созданы надлежащие условия для воспитания местных национальных кадров — из 22 аспирантов только два казаха... Словом, филиал не сделался подлинным центром научной мысли республики... И сектор геологии работал куда хуже, чем следовало ожидать. План исследований был выполнен лишь на пятьдесят процентов. Дело дошло даже до обмана руководства филиала: например, исследовательская тема «Использование сланцев как топлива» была показана начатой; на самом деле к ней даже не приступили, а закупленное оборудование, брошенное под открытым небом, за это время пришло в негодность...

Итоги работы комиссии рассматривало специальное заседание Совнаркома республики.

«Впервые я увидел К.И.Сатпаева на заседании СНК Казахской ССР в 1940 г., когда слушался отчетный доклад руководителей Казфилиала АН СССР, в котором я сам начал работу летом 1937 г., — писал позднее казахстанский академик Н.В.Павлов. — После неожиданной смерти в 1939 г. председателя Президиума КазФАНа, известного геолога академика А.Д.Архангельского, руководство филиала, дела которого шли из рук вон плохо, все еще не могло стабилизироваться. Из Москвы от Академии наук СССР наезжали бесконечные комиссии, обследовавшие состояние филиала, и без малейшего труда констатировали его печальное положение.

Рядовые сотрудники разбегались, как с тонущего корабля... И вот после пространного доклада ученого секретаря филиала, изо всех сил старавшегося представить дела в самом радужном свете, выступил и Сатпаев содокладчиком. Он говорил жестоко, но справедливо, критикуя беспорядки, воцарившиеся в филиале. Будто свежий ветер повеял в нашу затхлую, пропитанную интригами атмосферу, и все присутствовавшие на заседании сотрудники КазФАНа повеселели и ободрились. Сатпаев говорил, что филиал нужен, что он должен быть центром науки в Казахстане, но занять это положение он может только при деловом и разумном руководстве, значительном усилении кадров и четкой оперативной работе, которой пока что-то не видно».

Тогда же Совнарком республики, приняв рекомендации объединенной комиссии, сменил руководство филиала. Заместителем председателя Президиума был назначен кандидат исторических наук Г.О.Бузурбаев, в то время работавший помощником секретаря ЦК КП Казахстана. Каныш Имантаевич был введен в члены научного совета филиала. И вскоре уехал к себе в Джезказган.

Не прошло и года, как он назначен сюда на работу... Новое руководство филиала и его ученый совет, разумеется, не сидели сложа руки. Но в столь тонком деле, как организация науки, много ли можно успеть за такое короткое время? Теперь же необходимо добиться повышения эффективности исследований в кратчайший срок. Этого требуют нужды войны.

Необходимо отрешиться от представлений мирного времени, отказаться от занятий чистой наукой. «Например, — говорил он, — сектор ботаники на время может приостановить свои фундаментальные исследования, временно заняться поисками лекарственных трав. Или найти виды растений, нужные для обороны. Агротехники занялись бы составлением почвенных карт республики. Ведь республике в будущем году предстоит в несколько раз увеличить посевы зерновых. А зоологи должны включиться в это дело в ближайшие дни — дать правительству республики необходимые рекомендации по резкому увеличению фондов мяса и пушнины. Ведь казахские степи богаты этими дарами природы».

«Моя первая встреча с Канышем Имантаевичем была несколько необычной и в обстановке далеко не научной. Мы познакомились в магазине, — вспоминает другой казахстанский академик — И.Г.Галузо. — Случайно оказавшись рядом, он задал мне какой-то

вопрос, из которого было видно, что он не алмаатинец. Завязался разговор. Я узнал, что мой собеседник геолог и только несколько дней тому назад приехал в Алма-Ату. Когда К.И.Сатпаев, в свою очередь, узнал, что я зоолог, он широко улыбнулся и сказал: «Ну что же, может быть, вместе поедем на охоту». И тут же засыпал меня вопросами из области зоологии: какие промысловые, пушные и вообще хозяйственно полезные животные заселяют территорию Казахстана? Как развит промысел рыбы? И прочее. Я не мог понять, почему геолог вдруг так подробно интересуется зоологической наукой. Когда на следующий день я поделился со своими товарищами по работе впечатлениями от встречи с интересным геологом, кто-то мне сказал: «Так это же, видно, был К.И.Сатпаев, который приглашен руководить нашим филиалом». Прошло несколько дней, и я уже был на официальном приеме у нового руководителя нашего филиала К.И.Сатпаева. Беседа затянулась, помню, очень долго. Каныш Имантаевич интересовался всеми тонкостями зоологической науки, а когда он узнал, что я паразитолог, то переключил свои интересы и в эту область... Меня поразил исключительно четкий, ясный и оправданный требованиями народного хозяйства и культуры план развития зоологической науки в Казахстане, который начертал К.И.Сатпаев при этой первой нашей официальной встрече. Спустя некоторое время Каныш Имантаевич беседовал с группой зоологов и ботаников, работавших в казахском филиале АН СССР. Он говорил с каждым из нас в отдельности, знакомился с состоянием науки во всех деталях и затем, сориентировавшись, вносил свои рекомендации. Помню, однажды он нарисовал нам далекую перспективу освоения и реконструкции животного мира республики. Он много говорил о рыбных запасах и, так как в то время страна испытывала затруднения в продовольственных ресурсах, ставил перед нами задачу массового изучения рыбных запасов и возможностей использования наземных позвоночных животных. В одной из таких бесед возникла мысль о реконструкции фауны и обогащении ее продуктивными животными, а также водоемов промысловыми видами. К.И.Сатпаеву очень понравились работы сектора зоологии по выведению новой породы овец-архаромериносов. К моменту прихода К.И.Сатпаева в филиал уже были получены ободряющие результаты. Ознакомившись подробно с состоянием работ по выведению новой породы, он взял их под личное свое наблюдение и до последних дней своей жизни интересовался этим вопросом.

По предложению Каныша Имантаевича Сатпаева и его представлению была образована Курмектинская база, где и продолжались работы по выведению новой породы овец».

В кабинет руководителя филиала частенько заходили и ихтиологи.

— Во всем роду Сатпаевых не было рыбаков. Никто из нас не держал в руках удочку. А вот теперь приходится заниматься рыбными делами, — шутил Каныш Имантаевич.

Иной раз такие разговоры затягивались до полуночи, так как днем беседовать было некогда. Работы у всех по горло, а больше всех у Каныша Имантаевича. К тому же все без исключения сотрудники должны заниматься военной подготовкой.

У Сатпаева постоянно возникали новые замыслы — то предложит зоологам снарядить экспедицию на берега Балхаша для разведения ондатры, то загорится идеей химбиологов о выделке и окраске кож с помощью вытяжки из корней местных растений.

II

Но, разумеется, основным его делом оставалось руководство Институтом геологических наук, который тогда располагался в небольшом двухэтажном особняке на улице Виноградова, там же, где и все отделения филиала. Было тесно, но никто не роптал. Ведь в институте пока состояло лишь 25 научных сотрудников (только четверо из них были кандидатами наук). Теперь предстояло расширить штат, усилить секторы — геологический, металлургический, нерудных материалов и гидрогеологический, заново укомплектовать аналитическую химлабораторию. Для Каныша Имантаевича, прежде руководившего большой геологоразведочной конторой, все это не составляло особой трудности. Но здесь, как и в Джезказгане, все надо было начинать почти с нуля. От подбора кадров до строительства здания института...

До 1920 года недра казахской степи изучались разного рода выездными экспедициями. Они разведали немало полезных ископаемых. Однако ни одна из них не могла дать всеобъемлющего геологического описания огромной страны. Не было поэтому и достоверной геологической карты республики. А та, что была составлена в давние времена, обходилась только тремя цветами. На языке геологов это означало, что данная местность является в отношении полезных ископаемых самой бедной.

Планомерное изучение степи начинается с двадцатых годов. Ведется детальное картирование — каждый район, каждая область по мере экономико-хозяйственной необходимости снималась на карту десятикилометрового масштаба. Эту работу выполнял Геолком. Лучшие специалисты, ученые-геологи возглавляли экспедиции, снаряженные им в Казахстан. В результате за несколько лет была обследована обширная территория республики. Партии искали воду, полезные ископаемые, занимались съемками. Их усилиями была доказана большая значимость Карагандинского угольного бассейна. Как раз в эти годы геолог М.П.Русаков открыл так называемые «вторичные кварциты» Центрального Казахстана, среди которых нужно искать концентрации меди, залежи корунда и огнеупорных материалов. Следуя своей теории, он открыл в 1928 году Коунрадское медное месторождение, которое стало основной рудной базой для строительства большого Балхашского медеплавильного комбината. Основываясь на этой теории, геолог Р.А.Борукаев обнаружил в 1930 году Бозшакульское месторождение меди.